Простынка

— Я слушаю альтернативную музыку. Русский рок.

— Например.

— «Theraphy»…

— А еще?

— U-2.

— А слушаете «Эру»?

— Да. Правда мой папа постоянно недоволен. Он слушает Высоцкого. Когда я включаю «Эру», он говорит, что они поют, как гуси.

— Известное мнение.

— А что вы еще слушаете?

— Я тоже люблю арт-рок. А вы смотрели фильм «Дюна»?

— Да.

— Правда?

— Да. А что вы читаете?

— Техническую литературу.

— Зачем?

— Я врач.

— Вы лечите технику?

— Хм…

— Правда?

— Это было бы вообще альтернативно, если бы я лечил технику. Роботов, например. А вы читаете фантастику?

— Да.

— Что, например…

— Ну… Про хоббитов…

— Вы читали про хоббитов?

Вращ был сражен. Не смотря на то, что «хоббитов» читали все, кому не лень. Не смотря на то, что он терпеть не мог всяческих фанаток, разные плакаты, стикеры, тэйкветы. Ему требовалась душа-гора, в которую нужно было подниматься, которую было нелегко покорить. (Сперва). Простынка умела казаться кем-то. Это не происходило сознательно. Это был, так сказать, природный пигмент. Например, как у бабочек.

Вращ загорелся, и глаза его получили еще одну порцию темноты.

… В компании он умел быть особенным. К Простынке приходили подруги. А. Чумная, та же Ира Нос, Наташа П. Вращ, обчитавшись фантастики, предлагал всем свои интерпретации. Если кто-то из девок курил траву, Вращ не был в стороне — он умел быть своим.

— Эта кассета новой альтернативной группы…

— Секс — это не только удовольствие, — говорил он потом, лежа на Простынке. -Кстати, тебе не тяжело?

— Ничего, я сильная.

— Правда?

— Да. У меня крепкие тазовые кости. Скажи, это ничего, что я еще не совершеннолетняя?

— Но ты ведь не жалеешь?

— Нет.

— Тебе приятно?

— Теперь — да.

— Почему — теперь?

— Когда это было в первый раз, я не любила того мальчика. Он просто оказался рядом. Я даже не знаю, как это произошло. Было больно. А потом, когда уже не было больно, я все равно ничего не чувствовала, потому что сразу же на что-то настраивалось. Мне было гораздо интереснее с самой собой.

— Ты часто бываешь сама с собой?

— А ты это осуждаешь?

— Нет. В природе нет ничего безобразного.

— Ты считаешь, что я — это природа?

— Да. Все — это природа.

— Это ты так говоришь, потому что ты — врач. Слушай, а вот гинекологи. Прикинь. Они ведь всю жизнь туда заглядывают. Мне кажется, что после этого уже ничего не захочешь.

— Но кто-то ведь должен лечит людей.

— А все же.

— Что все же. У гинекологов все нормально. Ты имеешь ввиду мужчин-гинекологов?

— Да.

— Гинекологами бывают и женщины.

— Не знаю. У нас в больнице — мужик.

— Ты туда уже ходила?

— Да.

— Зачем?

— Но мы же не пользуемся презервативами. Я боюсь.

— Но я ведь не кончаю в тебя.

— Все равно.

Потом Вращ рассказывал свои интерпретации. Он любил фантастику. В какой-то момент ему показалось, что он уже стоит на вершине, откуда много что видно. Тогда он закурил. Бычок бросил и растоптал. Закурил еще. Можно было идти вниз, но как-то не хотелось смиряться с тем, что все уже позади.

Но подсознательно он был прав. Все действительно было позади. Звезда Враща гасла в сердце Простынки. Она хотела быть звездой.

Глава1. Шанс стать звездой.

Свою творческую деятельность Простынка начала с участия в кастинге.

Ей сказали:

— Ну-с, посмотрим, что мы умеем.

Простынка ничего не умела, поэтому ей не то, что отказали, ее попросту выгнали.

— И чтоб больше ты здесь не появлялась!

Но что может помешать человеку в стремлении стать звездой.

Звезда! Как это звучит. Особенно в наше сверхскоростное время. Кому только не хочется попасть на TV. Быть модным — это одно. Быть модным в душе — это не столь модно, сколько полезно. Быть оригинальным — это эстетизм, который нужен в наши дни так же, как солнцу — кресло. Главный элемент моды — это умение быстро заработать. Это, как вам, может быть, известно, не обязательно сопряжено с мышлением.

Подругу простынкину звали Ищенко. Когда героине нашей было двадцать, Ищенко уже заканчивала свой третий десяток. Она любила рыбу, и в те часы, когда ей приходилось быть среди людей, Ищенко, чтоб не скучать, носила в своей сумочке маленького сушеного леща. Когда никто не видел, она его доставала и по-маленьку трепала.

— Зачем тебе лещ?— спрашивала Простынка.

— Го-го-го-го, — отвечала Ищенко.

У Ищенко был длинный нос, и, глядя на него, люди понимали, что видят перед собой редчайшую проныру.