Добавить в моё избранное
53 мин, 20 сек 5494
Все годы творчества художник издевался над изображением человеческого, и, в особенности, женского тела, выворачивая так, что подчас невозможно узнать изображенное на картине.
— Теперь побудь в шкуре своих персонажей, — рычит Иудаэль, доставая из ниши в стене: кисть, мольберт и кепку.
Полутьма падает в колодец, напоминая Пикассо парижскую мастерскую времен оккупации, где он работал с занавешенными окнами. Иудаэль, сдвинув набок кепку, размашисто наносит на уродливое тело художника буйство красок, создавая нечто наподобие большого натюрморта с геридоном
4.
Иудаэль проникает в сознание жертвы, создавая картины не кистью, а силой мысли.
Полотна Пикассо расходятся на аукционах, как горячие пирожки, выпеченные из золота. Пикассо — самый известный художник ХХ века, самый коммерчески успешный, выставки по всему миру собирают миллионы посетителей.
Искалеченный Пикассо, сквозь адские муки, находит силы для радости.
Но картины уже свалены в кучу, обливаемую бензином из канистры. Рука в черной перчатке подносит спичку, и бесценные полотна вспыхивают как солома. Мимо пылающего костра чеканно маршируют солдаты с винтовками на плечах.
Голубь мира не хочет гибнуть в пламени, поэтому, облизываемый рыжими языками, вылетает из картины, но тут же попадает под подошвы сапогов. Солдаты, не обращая никакого внимания на птицу, втаптывают ее в землю, ломая хребет и крылья. Тот же человек, что и разжигал костер, подбирает мертвое тельце, и бросает голубя мира в пожарище войны.
Иудаэль заливается смехом, эхом отражающимся от стен колодца. Глаза Пикассо лихорадочно вращаются: он не знает, куда сбежать из этого кошмара.
Иудаэль, вдоволь развлекшись с Пикассо, переводит взгляд в противоположную сторону, где молчаливо притаились двое.
Мальчик Сальвадор Дали — голова вырастает из яичницы в виде часов — мерно жует крысу, свисающую изо рта5.
Рядом, скрючившись в три погибели, пронзенный трубками, замер Ганс Гигер, ковыряющийся в пустой глазнице отверткой6. Официально признанный художником Зла Ганс пребывает где-то в иных мирах: быть может, спасается от Чужих или наслаждается гостеприимством Харконеннов.
Гигер пал в Ад на мягкую подушку, любезно подставленную самим Сатаной. Ганс явно испытал творческий и сексуальный экстаз от развернувшейся картины Ада. Гигер приклонил колено перед Сатаной со словами: «Я готов служить Вам, Хозяин».
Иудаэль не понимал, почему создатель Некрономикона не избрал путь демона: с его-то талантом мог бы вскорости вырасти до ближайшего подручного Сатаны. Вместо этого Гигер попросил Хозяина провести по всем лабиринтам боли.
От таких предложения Сатана никогда не отказывался.
Тошнотворные воспоминания отступают от Иудаэля. Внутри вновь демонический покой. Художники больше не интересуют Иудаэля.
Пожалуй, надо посетить любимого творца.
Иудаэль и Джордж Ромеро стоят на галерее второго этажа супермаркета. Внизу -огромные витрины, заполненные морем товаров, в центре зала — бассейн с фонтаном и пальмами, пара эскалаторов.
Иудаэлю польстил дикий восторг, который испытал Ромеро, оказавшись в декорациях, абсолютно идентичных «Рассвету мертвецов» — фильму, принесшему Джорджу множество джорджей.
Мыча, еле передвигая ногами, по первому этажу расхаживают зомби.
— Тогда мне показалась интересной идея, — Ромеро поправляет огромные очки, — в Аду не осталось мест, и мертвые обречены ходить по земле. Хорошая аллюзия на религиозные темы, она дает повод критикам поискать в моем фильме философский подтекст.
Ромеро мерзко хихикает.
— Но теперь ты видишь, в Аду места предостаточно!
Иудаэль подбирает с пола пару винтовок. Одну передает Ромеро.
Оружие, созданное по рассказам Джорджа, очень приглянулось Иудаэлю. Будь в его руках пара сотен автоматов и патроны, сыплющееся с небес, земная история узнала бы о Царе Иудейском Иуде Искариоте, а не об Иссусе Назаретянине или Бар-Кохбе.
Иуда кладет цевье на перила, прицеливается, нажимает на спуск — все как учил Джордж. Голова зомби разлетается на куски. Джордж, ухмыляясь, открывает огонь.
Зомби падают один за другим, как колосья, срезаемые косой. Иудаэль, хохоча, поднимает с пола ручной пулемет. Море свинца разрывает грудь очередного зомби.
Иудаэль чувствует, как боль видения окончательно уходит из тела: вновь приятные ощущения огня, горящего внутри, но не обжигающего.
— Никогда бы не подумал, — Джордж вставляет новый магазин, — что в Аду буду заниматься убийством зомби.
— А чего ты ожидал?
— Я понимал, что, между Раем и Адом, мне светит только последний. А в Аду одни мучения.
Иудаэль, смеясь, хватает Ромеро за плечи, перекидывает через перила. Джордж, барахтая руками в воздухе, падает на бликующий от света ламп пол первого этажа.
— Теперь побудь в шкуре своих персонажей, — рычит Иудаэль, доставая из ниши в стене: кисть, мольберт и кепку.
Полутьма падает в колодец, напоминая Пикассо парижскую мастерскую времен оккупации, где он работал с занавешенными окнами. Иудаэль, сдвинув набок кепку, размашисто наносит на уродливое тело художника буйство красок, создавая нечто наподобие большого натюрморта с геридоном
4.
Иудаэль проникает в сознание жертвы, создавая картины не кистью, а силой мысли.
Полотна Пикассо расходятся на аукционах, как горячие пирожки, выпеченные из золота. Пикассо — самый известный художник ХХ века, самый коммерчески успешный, выставки по всему миру собирают миллионы посетителей.
Искалеченный Пикассо, сквозь адские муки, находит силы для радости.
Но картины уже свалены в кучу, обливаемую бензином из канистры. Рука в черной перчатке подносит спичку, и бесценные полотна вспыхивают как солома. Мимо пылающего костра чеканно маршируют солдаты с винтовками на плечах.
Голубь мира не хочет гибнуть в пламени, поэтому, облизываемый рыжими языками, вылетает из картины, но тут же попадает под подошвы сапогов. Солдаты, не обращая никакого внимания на птицу, втаптывают ее в землю, ломая хребет и крылья. Тот же человек, что и разжигал костер, подбирает мертвое тельце, и бросает голубя мира в пожарище войны.
Иудаэль заливается смехом, эхом отражающимся от стен колодца. Глаза Пикассо лихорадочно вращаются: он не знает, куда сбежать из этого кошмара.
Иудаэль, вдоволь развлекшись с Пикассо, переводит взгляд в противоположную сторону, где молчаливо притаились двое.
Мальчик Сальвадор Дали — голова вырастает из яичницы в виде часов — мерно жует крысу, свисающую изо рта5.
Рядом, скрючившись в три погибели, пронзенный трубками, замер Ганс Гигер, ковыряющийся в пустой глазнице отверткой6. Официально признанный художником Зла Ганс пребывает где-то в иных мирах: быть может, спасается от Чужих или наслаждается гостеприимством Харконеннов.
Гигер пал в Ад на мягкую подушку, любезно подставленную самим Сатаной. Ганс явно испытал творческий и сексуальный экстаз от развернувшейся картины Ада. Гигер приклонил колено перед Сатаной со словами: «Я готов служить Вам, Хозяин».
Иудаэль не понимал, почему создатель Некрономикона не избрал путь демона: с его-то талантом мог бы вскорости вырасти до ближайшего подручного Сатаны. Вместо этого Гигер попросил Хозяина провести по всем лабиринтам боли.
От таких предложения Сатана никогда не отказывался.
Тошнотворные воспоминания отступают от Иудаэля. Внутри вновь демонический покой. Художники больше не интересуют Иудаэля.
Пожалуй, надо посетить любимого творца.
Иудаэль и Джордж Ромеро стоят на галерее второго этажа супермаркета. Внизу -огромные витрины, заполненные морем товаров, в центре зала — бассейн с фонтаном и пальмами, пара эскалаторов.
Иудаэлю польстил дикий восторг, который испытал Ромеро, оказавшись в декорациях, абсолютно идентичных «Рассвету мертвецов» — фильму, принесшему Джорджу множество джорджей.
Мыча, еле передвигая ногами, по первому этажу расхаживают зомби.
— Тогда мне показалась интересной идея, — Ромеро поправляет огромные очки, — в Аду не осталось мест, и мертвые обречены ходить по земле. Хорошая аллюзия на религиозные темы, она дает повод критикам поискать в моем фильме философский подтекст.
Ромеро мерзко хихикает.
— Но теперь ты видишь, в Аду места предостаточно!
Иудаэль подбирает с пола пару винтовок. Одну передает Ромеро.
Оружие, созданное по рассказам Джорджа, очень приглянулось Иудаэлю. Будь в его руках пара сотен автоматов и патроны, сыплющееся с небес, земная история узнала бы о Царе Иудейском Иуде Искариоте, а не об Иссусе Назаретянине или Бар-Кохбе.
Иуда кладет цевье на перила, прицеливается, нажимает на спуск — все как учил Джордж. Голова зомби разлетается на куски. Джордж, ухмыляясь, открывает огонь.
Зомби падают один за другим, как колосья, срезаемые косой. Иудаэль, хохоча, поднимает с пола ручной пулемет. Море свинца разрывает грудь очередного зомби.
Иудаэль чувствует, как боль видения окончательно уходит из тела: вновь приятные ощущения огня, горящего внутри, но не обжигающего.
— Никогда бы не подумал, — Джордж вставляет новый магазин, — что в Аду буду заниматься убийством зомби.
— А чего ты ожидал?
— Я понимал, что, между Раем и Адом, мне светит только последний. А в Аду одни мучения.
Иудаэль, смеясь, хватает Ромеро за плечи, перекидывает через перила. Джордж, барахтая руками в воздухе, падает на бликующий от света ламп пол первого этажа.
Страница
7 из 17
7 из 17
