Добавить в моё избранное
55 мин, 9 сек 19013
Красный шёлк, золотые пуговицы, высокий воротник накрахмаленной рубашки. По сравнению с ним известный писатель выглядел случайно попавшим в эту роскошную комнату бедняком. Подойдя к своему месту, граф позволил расторопному слуге отодвинуть стул, откинул подол своего излишне длинного костюма, чинно устроился на деревянном седалище.
— Вот ведь павлин. — шёпотом сказал мне Эванс, и я не удержавшись едва слышно прыснул от смеха.
— Господа, — мягко, но вместе с тем достаточно громко обратился почётный гость к сидящим, когда мистер Уэллс занял своё место около него. — я рад поприветствовать вас всех здесь, на этом славном торжестве. Как вам всем наверняка известно, королевский двор направил меня сюда для того, чтобы я от имени правящей фамилии присутствовал на первом Конгрессе писателей-фантастов. Несказанно горд присутствовать на подобном мероприятии, и от имени всего королевского двора выражаю особую благодарность всем присутствовавшим здесь. И посему предлагаю всем поднять свои бокалы за то, что всех нас объединяет и, надеюсь, будет объединять и дальше — за научную фантастику, господа.
— За научную фантастику! — громогласно повторил за ним многоголосный хор, а в следующее мгновение звон множества сталкивающихся друг с другом бокалов наполнил комнату.
— Как вам вид, мистер Прескотт? — раздался у меня за спиной голос Эванса. Я оторвал взгляд от чёрного горного хребта на горизонте, посмотрел на своего молодого собеседника. Тот облокотился руками о каменные перила террасы, тоскливо взглянул куда-то вдаль. Живописная равнина утопала во тьме, где-то внизу затаился спящий малолюдный городок Стокфорд, лишь далёкие звёзды и золотой остроконечный полумесяц освещали отливающую снежным серебром землю. Удивительно ясная, безоблачная ночь. — Завтра пойдёт снег, я это чувствую.
— Почему вы не со всеми? — спросил я, оглядываясь на ярко освещённые окна гостиной. Оттуда чуть слышно доносилась музыка и приглушённый звук голосов.
— Не знаю. У меня нет особого желания общаться со всеми этими людьми, хотя среди них есть очень интересные лица. Но в большинстве своём это ослеплённые собственным величием индюки, которые даже и не подозревают, как трагично это может обернуться для их таланта, единственного стоящего, что есть у них у всех. Но думаю, придётся всё-таки на время вспомнить элементарные правила вежливости и пойти пообщаться с этими гордецами. Вы со мной?
— Да. Думаю да. — сказал я, несказанно удивлённый столь резкой сменой настроения моего собеседника, ещё недавно так лестно отзывавшегося обо всех этих людях, и, повернувшись, двинулся за Эвансом в сторону дверей, попутно бросив последний взгляд на возвышающиеся во тьме долины горы.
Вечер продолжался в непринуждённой обстановке. Изрядно повеселевшие от выпитого за ужином, многие гости уже вовсю расхваливали перед другими свои вышедшие, готовящиеся к изданию, а иногда — и просто задуманные произведения. Больше всех старался ирландец Стефани Дейл. Стараясь говорить как можно громче, силясь перекричать граммофон, он забрался на один из декоративных столиков, предварительно спихнув оттуда поднос с опустевшим блюдом для бутербродов, и как только не пытались остальные его остановить, упрямился во всю и ни в какую не хотел слезать. Краем глаза я успел заметить, как практически одновременно промелькнула на лицах собравшихся у камина гримаса раздражения. То были в большинстве своём представители старшего поколения, которым чужды были попытки этого вспыльчивого юнца показать себя на публике.
Сжимая в руках бокал с шампанским, я прошёлся по комнате и окончательно убедился в том, что завести новые знакомства в этом обществе у меня навряд ли получится — уж слишком все они были поглощены самими собой и тратили излишне много сил на презрение друг — друга. Подумать только, как может измениться человек, если его талант будет признан обществом. Причём он может жить вполне себе обычной жизнью, но осознание того, что им восторгаются огромные толпы, в конце концов может взять верх. Но самое ужасное — это то, что, околдованный этим чувством, наивный гордец перестаёт считать других ровней себе, а это верная дорога к тому, что в конце концов ещё вчера возносившее его общество, сегодня с абсолютным равнодушием низвергает гордеца на самое дно.
Остановившись у камина, я ещё раз окинул взглядом комнату. За маленьким столиком сидело несколько человек, и, покуривая сигары, оживлённо о чём-то беседовали. В самом центре комнаты шумная толпа обступила мистера Уэллса, и судя по его выражению лица, он бы с удовольствием провалился бы сейчас сквозь землю. Отовсюду слышались звонкие, полные радости голоса и заливистый смех, лилась из огромного граммофона музыка. Так мало нужно людям для счастья…
Однако, сколько я не искал, никак не мог найти взглядом молодого Эванса. Мы разошлись, едва оказавшись в гостиной, и теперь, когда я ощутил всю полноту разъедавшей меня тоски, внутри меня появилась неутихающая потребность разделить с кем-нибудь своё одиночество.
— Вот ведь павлин. — шёпотом сказал мне Эванс, и я не удержавшись едва слышно прыснул от смеха.
— Господа, — мягко, но вместе с тем достаточно громко обратился почётный гость к сидящим, когда мистер Уэллс занял своё место около него. — я рад поприветствовать вас всех здесь, на этом славном торжестве. Как вам всем наверняка известно, королевский двор направил меня сюда для того, чтобы я от имени правящей фамилии присутствовал на первом Конгрессе писателей-фантастов. Несказанно горд присутствовать на подобном мероприятии, и от имени всего королевского двора выражаю особую благодарность всем присутствовавшим здесь. И посему предлагаю всем поднять свои бокалы за то, что всех нас объединяет и, надеюсь, будет объединять и дальше — за научную фантастику, господа.
— За научную фантастику! — громогласно повторил за ним многоголосный хор, а в следующее мгновение звон множества сталкивающихся друг с другом бокалов наполнил комнату.
— Как вам вид, мистер Прескотт? — раздался у меня за спиной голос Эванса. Я оторвал взгляд от чёрного горного хребта на горизонте, посмотрел на своего молодого собеседника. Тот облокотился руками о каменные перила террасы, тоскливо взглянул куда-то вдаль. Живописная равнина утопала во тьме, где-то внизу затаился спящий малолюдный городок Стокфорд, лишь далёкие звёзды и золотой остроконечный полумесяц освещали отливающую снежным серебром землю. Удивительно ясная, безоблачная ночь. — Завтра пойдёт снег, я это чувствую.
— Почему вы не со всеми? — спросил я, оглядываясь на ярко освещённые окна гостиной. Оттуда чуть слышно доносилась музыка и приглушённый звук голосов.
— Не знаю. У меня нет особого желания общаться со всеми этими людьми, хотя среди них есть очень интересные лица. Но в большинстве своём это ослеплённые собственным величием индюки, которые даже и не подозревают, как трагично это может обернуться для их таланта, единственного стоящего, что есть у них у всех. Но думаю, придётся всё-таки на время вспомнить элементарные правила вежливости и пойти пообщаться с этими гордецами. Вы со мной?
— Да. Думаю да. — сказал я, несказанно удивлённый столь резкой сменой настроения моего собеседника, ещё недавно так лестно отзывавшегося обо всех этих людях, и, повернувшись, двинулся за Эвансом в сторону дверей, попутно бросив последний взгляд на возвышающиеся во тьме долины горы.
Вечер продолжался в непринуждённой обстановке. Изрядно повеселевшие от выпитого за ужином, многие гости уже вовсю расхваливали перед другими свои вышедшие, готовящиеся к изданию, а иногда — и просто задуманные произведения. Больше всех старался ирландец Стефани Дейл. Стараясь говорить как можно громче, силясь перекричать граммофон, он забрался на один из декоративных столиков, предварительно спихнув оттуда поднос с опустевшим блюдом для бутербродов, и как только не пытались остальные его остановить, упрямился во всю и ни в какую не хотел слезать. Краем глаза я успел заметить, как практически одновременно промелькнула на лицах собравшихся у камина гримаса раздражения. То были в большинстве своём представители старшего поколения, которым чужды были попытки этого вспыльчивого юнца показать себя на публике.
Сжимая в руках бокал с шампанским, я прошёлся по комнате и окончательно убедился в том, что завести новые знакомства в этом обществе у меня навряд ли получится — уж слишком все они были поглощены самими собой и тратили излишне много сил на презрение друг — друга. Подумать только, как может измениться человек, если его талант будет признан обществом. Причём он может жить вполне себе обычной жизнью, но осознание того, что им восторгаются огромные толпы, в конце концов может взять верх. Но самое ужасное — это то, что, околдованный этим чувством, наивный гордец перестаёт считать других ровней себе, а это верная дорога к тому, что в конце концов ещё вчера возносившее его общество, сегодня с абсолютным равнодушием низвергает гордеца на самое дно.
Остановившись у камина, я ещё раз окинул взглядом комнату. За маленьким столиком сидело несколько человек, и, покуривая сигары, оживлённо о чём-то беседовали. В самом центре комнаты шумная толпа обступила мистера Уэллса, и судя по его выражению лица, он бы с удовольствием провалился бы сейчас сквозь землю. Отовсюду слышались звонкие, полные радости голоса и заливистый смех, лилась из огромного граммофона музыка. Так мало нужно людям для счастья…
Однако, сколько я не искал, никак не мог найти взглядом молодого Эванса. Мы разошлись, едва оказавшись в гостиной, и теперь, когда я ощутил всю полноту разъедавшей меня тоски, внутри меня появилась неутихающая потребность разделить с кем-нибудь своё одиночество.
Страница
7 из 17
7 из 17
