Добавить в моё избранное
71 мин, 10 сек 10254
Ничем не показывая, что вчера случилось что-то необычное или что сегодняшняя войнушка чем-то отличается, Нин-зя провела короткий инструктаж.
С единственной разницей: теперь она выдала и остальным индейские имена. Аня стала «Быстрая лань», Лиза — «Мудрая выдра», а Соня — «Хитрая лиса». Штабом назначили укромное местечко за магазином, где принимали стеклотару — там как раз никого не было.
Бросать пищу для того, кто внизу, Нина повела Лизу. В порядке очереди. Генка сидел с девчонками в кладовой, они смотрели на дверцу погреба и молчали.
Он даже сумел улыбнуться, когда Нинка произнесла свою всегдашнюю фразу, про победу.
— Если кто выдаст расположение форта, — предупредила она уже на улице, — пойдет вниз без очереди.
Дождавшись, когда все разойдутся по точкам, Гена побежал домой кружным путем. Витька, как и обещал, оставил на балконе у соседа клетку. Гена поднял её и понял, что бежать с ней в руках неудобно. О чем только думал Витя? Генка быстро сообразил: вытащил с антресолей отцовский рюкзак, еще с тех времен, когда они с мамой ходили в турпоходы, втиснул туда клетку. Свинки недовольно попискивали.
Жалея, что потратил на их упаковку слишком много времени (целых двадцать минут!), Генка несся по Межевой. Хотел свернуть в сторону Чехова, но вспомнил, что там сидит Лиза. Пришлось дать крюка. Это отняло еще десять минут.
Без пятнадцати двенадцать Генка с трудом втиснул между прутьев забора рюкзак со свинками, пролез сам. Он тяжело дышал, волосы надо лбом были мокрые от пота. Как дошел до кладовой, Генка не помнил — слишком занят был, подсчитывая секунды и высматривая стекло на полу, чтобы не наступить случайно.
«Десять минут, — думал он, откидывая крышку погреба, — должно хватить, главное не бежать, там ступени скользкие»…
(маленькие красные узелки запульсировали внутри от возбуждения)
С рюкзаком за плечами он начал спускаться вниз, с каждым шагом вспоминая, почему ему страшно спускаться. И с каждым же шагом все больше и больше желая увидеть Маниту. Или это Маниту желал видеть его?
Генка начал было напевать, чтобы было не так страшно, но в голову почему-то пришла песенка Водяного из «Летучего корабля». Дойдя до строчек:
Живу я как поганка!
А мне летать, а мне летать
А мне летать охота…
Генка запнулся и петь прекратил. Потом ему подумалось — а вдруг этому Маниту тоже тут тоскливо и хочется летать? Или хотя бы выбраться? И только он это подумал, как в голову прыгнула картинка, словно сама собой: их квартал, знакомые дома, но все покрыто слоем перегнившего мусора, стены домов облупились, качели стоят ржавые, по асфальту медленно, пузырясь, от подъезда к подъезду ползет жижа… а людей нет, вместо них в квартирах живет только плесень.
Он потряс головой, чтобы избавиться от жутковатой картинки. Нет уж, пусть этот «Водяной» сидит тут!
Гена дошел почти до того места, где начиналась доска. Остановился, вытер влажные от пота ладони о штаны и поставил рюкзак на пол. Вытащил клетку. Свинки сидели, притихшие и взъерошенные.
У Генки к горлу подступал противный комок желчи только при мысли о том, что придется бросить их туда и снова услышать тот чавкающий звук, но он обещал Вите.
Тащить большую клетку по доске было бы неудобно. Гена вздохнул, приоткрыл дверцу и аккуратно скомкал газету, постеленную на пол клетки — так, чтобы свинки оказались внутри свертка. Когда он взял их в руки и почувствовал, даже сквозь несколько слоев бумаги их тепло и дрожь, у него защипало в глазах.
Приходилось ли Штирлицу делать нечто подобное? Наверняка, нет.
Гена прижал сверток из газеты к груди и сделал шаг по доске. Второй.
— Я так и знала.
Голос раздался очень близко, почти у самого уха. Генка вздрогнул и обернулся. У стены, там же где и в прошлый раз, стояла Нин-зя. На ее лицо падала тень.
— Что ты знала? — сделал Генка попытку отвертеться.
— Что ты предатель, Крадущийся в тенях.
Генка хотел было возразить, но замолк. А ведь он мог догадаться еще вчера, когда Нинка назвала его так. Да, это было игрой, и изображал он воина-индейца, но… мог бы понять. Или хотя бы сегодня утром, когда всем остальным Нин-зя дала девчоночьи индейские имена.
— Тебя Витя подослал, — без намека на вопрос сказала Нина. — Умно. Но я все равно оказалась хитрее.
— А когда ты поняла? — Спросил Генка, вспомнивший главное правило разведчиков, попавшихся врагу: надо тянуть время.
Тянуть время и малюсенькими шажками продвигаться по доске к твердому, надежному полу. Или…? Наоборот, к краю доски?
— Поняла вчера, когда ты на Славку смотрел с жалостью. Даже Соня так не смотрит, а она вообще, даже червяков любит, называет «червячочками». И еще тогда, когда Славка на тебя смотрел, будто ты можешь его спасти.
С единственной разницей: теперь она выдала и остальным индейские имена. Аня стала «Быстрая лань», Лиза — «Мудрая выдра», а Соня — «Хитрая лиса». Штабом назначили укромное местечко за магазином, где принимали стеклотару — там как раз никого не было.
Бросать пищу для того, кто внизу, Нина повела Лизу. В порядке очереди. Генка сидел с девчонками в кладовой, они смотрели на дверцу погреба и молчали.
Он даже сумел улыбнуться, когда Нинка произнесла свою всегдашнюю фразу, про победу.
— Если кто выдаст расположение форта, — предупредила она уже на улице, — пойдет вниз без очереди.
Дождавшись, когда все разойдутся по точкам, Гена побежал домой кружным путем. Витька, как и обещал, оставил на балконе у соседа клетку. Гена поднял её и понял, что бежать с ней в руках неудобно. О чем только думал Витя? Генка быстро сообразил: вытащил с антресолей отцовский рюкзак, еще с тех времен, когда они с мамой ходили в турпоходы, втиснул туда клетку. Свинки недовольно попискивали.
Жалея, что потратил на их упаковку слишком много времени (целых двадцать минут!), Генка несся по Межевой. Хотел свернуть в сторону Чехова, но вспомнил, что там сидит Лиза. Пришлось дать крюка. Это отняло еще десять минут.
Без пятнадцати двенадцать Генка с трудом втиснул между прутьев забора рюкзак со свинками, пролез сам. Он тяжело дышал, волосы надо лбом были мокрые от пота. Как дошел до кладовой, Генка не помнил — слишком занят был, подсчитывая секунды и высматривая стекло на полу, чтобы не наступить случайно.
«Десять минут, — думал он, откидывая крышку погреба, — должно хватить, главное не бежать, там ступени скользкие»…
(маленькие красные узелки запульсировали внутри от возбуждения)
С рюкзаком за плечами он начал спускаться вниз, с каждым шагом вспоминая, почему ему страшно спускаться. И с каждым же шагом все больше и больше желая увидеть Маниту. Или это Маниту желал видеть его?
Генка начал было напевать, чтобы было не так страшно, но в голову почему-то пришла песенка Водяного из «Летучего корабля». Дойдя до строчек:
Живу я как поганка!
А мне летать, а мне летать
А мне летать охота…
Генка запнулся и петь прекратил. Потом ему подумалось — а вдруг этому Маниту тоже тут тоскливо и хочется летать? Или хотя бы выбраться? И только он это подумал, как в голову прыгнула картинка, словно сама собой: их квартал, знакомые дома, но все покрыто слоем перегнившего мусора, стены домов облупились, качели стоят ржавые, по асфальту медленно, пузырясь, от подъезда к подъезду ползет жижа… а людей нет, вместо них в квартирах живет только плесень.
Он потряс головой, чтобы избавиться от жутковатой картинки. Нет уж, пусть этот «Водяной» сидит тут!
Гена дошел почти до того места, где начиналась доска. Остановился, вытер влажные от пота ладони о штаны и поставил рюкзак на пол. Вытащил клетку. Свинки сидели, притихшие и взъерошенные.
У Генки к горлу подступал противный комок желчи только при мысли о том, что придется бросить их туда и снова услышать тот чавкающий звук, но он обещал Вите.
Тащить большую клетку по доске было бы неудобно. Гена вздохнул, приоткрыл дверцу и аккуратно скомкал газету, постеленную на пол клетки — так, чтобы свинки оказались внутри свертка. Когда он взял их в руки и почувствовал, даже сквозь несколько слоев бумаги их тепло и дрожь, у него защипало в глазах.
Приходилось ли Штирлицу делать нечто подобное? Наверняка, нет.
Гена прижал сверток из газеты к груди и сделал шаг по доске. Второй.
— Я так и знала.
Голос раздался очень близко, почти у самого уха. Генка вздрогнул и обернулся. У стены, там же где и в прошлый раз, стояла Нин-зя. На ее лицо падала тень.
— Что ты знала? — сделал Генка попытку отвертеться.
— Что ты предатель, Крадущийся в тенях.
Генка хотел было возразить, но замолк. А ведь он мог догадаться еще вчера, когда Нинка назвала его так. Да, это было игрой, и изображал он воина-индейца, но… мог бы понять. Или хотя бы сегодня утром, когда всем остальным Нин-зя дала девчоночьи индейские имена.
— Тебя Витя подослал, — без намека на вопрос сказала Нина. — Умно. Но я все равно оказалась хитрее.
— А когда ты поняла? — Спросил Генка, вспомнивший главное правило разведчиков, попавшихся врагу: надо тянуть время.
Тянуть время и малюсенькими шажками продвигаться по доске к твердому, надежному полу. Или…? Наоборот, к краю доски?
— Поняла вчера, когда ты на Славку смотрел с жалостью. Даже Соня так не смотрит, а она вообще, даже червяков любит, называет «червячочками». И еще тогда, когда Славка на тебя смотрел, будто ты можешь его спасти.
Страница
19 из 22
19 из 22
