Добавить в моё избранное
52 мин, 3 сек 5534
Повелитель Валахии медленно спускался к ним по лестнице, в одной руке неся факел, в другой — окровавленный клинок.
— Ну? Кто еще сговорился с предателем?! Давай! Выходи! Клянусь крыльями Гидры и ключами Петра, я любому выпущу кишки не хуже, чем тем, сверху! Ты с ними заодно… А может, ты?
Факел озарял лица рыцарей одно за другим, и Влад-младший был уверен, что этим закаленным воинам тогда было куда страшнее, чем ему во время ночной схватки.
Обратный путь к замку отряд господаря проделал без приключений. Все время, потраченное на дорогу, правитель Валахии потратил на размышления над тем, кому была выгодна его смерть и кто смог заставить старого, проверенного рыцаря предать своего вождя. Плодами раздумий он делился только с сыном. Турок Влад II отметал сразу: вряд ли они сумели поколебать верность Даниила Тырши загадочному Ордену. Трансильванские торгаши из Зибенбергена? Но ведь смута, воцарившаяся бы после смерти господаря в Валахии, наверняка вылилась бы в войну между Венгрией и Портой за обладание валашскими землями, а эта война неминуемо затронула бы и Трансильванию. Влад II подозревал венгерского короля, тем более, что покушение совпало с визитом его эмиссара, который не сказал господарю ничего внятного… но зато вполне мог дать добро предателю. А за спиной Венгрии вставала громада ненавидевшего православие католического мира, и в первую очередь Франции, видевшей в рыцарях Красного Дракона если не наследников уничтоженных тамплиеров, то таких же еретиков. Независимая и сильная Валахия, в которой большинство населения придерживается византийского канона, а у власти находится таинственное братство воинов, не была нужна ни туркам, ни «братьям»-европейцам, а естественные союзники, русские, были связаны по рукам и ногам древней враждой с татарами и поляками. Лишь иногда вольные ватаги казаков или дружины бродячих безземельных панов предлагали свою службу валашским воеводам — «гонять турченят». Однако в действительности господарь Валахии мог полагаться лишь на знание местности, верность и самоотверженность простого народа, на который легла бы основная тяжесть чужеземного рабства, и собственную находчивость на поле боя. Ситуация усугублялась еще и тем, что бояре, для которых зависимость от далеких мусульманских или католических владык была привлекательнее сильной власти единого валашского правителя, постоянно враждовали то друг с другом, то с господарем.
Влад-младший не вернулся в свои детские покои. Отец отвел его в каморку под крышей самой высокой башни, где не было ничего, кроме жесткого топчана, на котором мог спать мальчик. Ничего не объяснив, господарь запер сына на целый день, и тому ничего не оставалось, как наблюдать через окно за суетой людей внизу. Они, спешившие по своим делам, напоминали Владу-младшему муравьев. Трижды отец приносил ему пищу и немного вина. Когда же на окрестности замка пустилась теплая ночь, сын господаря поймал себя на мысли о том, что желал бы провести в этом покое всю оставшуюся жизнь. Удивительно, но скуки он совсем не испытывал. Более того, понимая, что он видит столь многих, а его не видит никто, что здесь, в башне, охраняемый рыцарями отца, он в большей безопасности, чем кто бы то ни было другой, Влад почувствовал себя богом. Откуда-то снизу доносился звон струн и тихое женское пение. Под него и заснул сын господаря.
Следующий день ему пришлось провести совсем в иных условиях. Отец отвел его в глубокое подземелье и оставил в холодном, сыром каменном мешке, где не на чем было лежать и сидеть. Владу не оставили даже светильника, даже свечи, и в полной темноте бесконечно потянулись часы. Ему казалось, что прошло уже несколько дней, однако никто не приносил ему пищи. Крыс, к счастью, не было, зато откуда-то доносились звон и скрежет, наводившие на мысль о ржавых кандалах, какие-то вздохи и стоны, шаги и шепот. Но было это так редко и так тихо, что мальчик не был уверен, слышит ли он эти звуки на самом деле или они мерещатся ему. В голову лезли мысли о казненных по приказу его отца преступниках и пленниках, о сгнивших заживо в подземелье изменниках… Вряд ли их души, наверняка витающие здесь, как и положено неотомщенным теням, испытывают симпатии к сыну своего убийцы. Словом, когда отец снова пришел за ним, Влад почувствовал себя самым беспомощным и одиноким человеком на свете. Мальчик был готов отдать все, что угодно, чтобы ни секунды более не задерживаться в подземелье! Лишь спустя годы он поймет, для чего нужен был этот первый этап рыцарского посвящения: побывав за два дня Богом и узником, человек убеждался в том, что все быстротечно и преходяще, и пусть неосознанно, но начинал мечтать о твердой опоре на жизненном пути, которой должен был стать Орден.
Хотя Влад-младший провел в подземелье бессонные сутки, сна у него не было ни в одном глазу, да и голода сын господаря не чувствовал. Он покорно следовал за отцом, который повел его еще в какие-то неведомые глубины подземелий, едва освященные рядами факелов на стенах.
— Ну? Кто еще сговорился с предателем?! Давай! Выходи! Клянусь крыльями Гидры и ключами Петра, я любому выпущу кишки не хуже, чем тем, сверху! Ты с ними заодно… А может, ты?
Факел озарял лица рыцарей одно за другим, и Влад-младший был уверен, что этим закаленным воинам тогда было куда страшнее, чем ему во время ночной схватки.
Обратный путь к замку отряд господаря проделал без приключений. Все время, потраченное на дорогу, правитель Валахии потратил на размышления над тем, кому была выгодна его смерть и кто смог заставить старого, проверенного рыцаря предать своего вождя. Плодами раздумий он делился только с сыном. Турок Влад II отметал сразу: вряд ли они сумели поколебать верность Даниила Тырши загадочному Ордену. Трансильванские торгаши из Зибенбергена? Но ведь смута, воцарившаяся бы после смерти господаря в Валахии, наверняка вылилась бы в войну между Венгрией и Портой за обладание валашскими землями, а эта война неминуемо затронула бы и Трансильванию. Влад II подозревал венгерского короля, тем более, что покушение совпало с визитом его эмиссара, который не сказал господарю ничего внятного… но зато вполне мог дать добро предателю. А за спиной Венгрии вставала громада ненавидевшего православие католического мира, и в первую очередь Франции, видевшей в рыцарях Красного Дракона если не наследников уничтоженных тамплиеров, то таких же еретиков. Независимая и сильная Валахия, в которой большинство населения придерживается византийского канона, а у власти находится таинственное братство воинов, не была нужна ни туркам, ни «братьям»-европейцам, а естественные союзники, русские, были связаны по рукам и ногам древней враждой с татарами и поляками. Лишь иногда вольные ватаги казаков или дружины бродячих безземельных панов предлагали свою службу валашским воеводам — «гонять турченят». Однако в действительности господарь Валахии мог полагаться лишь на знание местности, верность и самоотверженность простого народа, на который легла бы основная тяжесть чужеземного рабства, и собственную находчивость на поле боя. Ситуация усугублялась еще и тем, что бояре, для которых зависимость от далеких мусульманских или католических владык была привлекательнее сильной власти единого валашского правителя, постоянно враждовали то друг с другом, то с господарем.
Влад-младший не вернулся в свои детские покои. Отец отвел его в каморку под крышей самой высокой башни, где не было ничего, кроме жесткого топчана, на котором мог спать мальчик. Ничего не объяснив, господарь запер сына на целый день, и тому ничего не оставалось, как наблюдать через окно за суетой людей внизу. Они, спешившие по своим делам, напоминали Владу-младшему муравьев. Трижды отец приносил ему пищу и немного вина. Когда же на окрестности замка пустилась теплая ночь, сын господаря поймал себя на мысли о том, что желал бы провести в этом покое всю оставшуюся жизнь. Удивительно, но скуки он совсем не испытывал. Более того, понимая, что он видит столь многих, а его не видит никто, что здесь, в башне, охраняемый рыцарями отца, он в большей безопасности, чем кто бы то ни было другой, Влад почувствовал себя богом. Откуда-то снизу доносился звон струн и тихое женское пение. Под него и заснул сын господаря.
Следующий день ему пришлось провести совсем в иных условиях. Отец отвел его в глубокое подземелье и оставил в холодном, сыром каменном мешке, где не на чем было лежать и сидеть. Владу не оставили даже светильника, даже свечи, и в полной темноте бесконечно потянулись часы. Ему казалось, что прошло уже несколько дней, однако никто не приносил ему пищи. Крыс, к счастью, не было, зато откуда-то доносились звон и скрежет, наводившие на мысль о ржавых кандалах, какие-то вздохи и стоны, шаги и шепот. Но было это так редко и так тихо, что мальчик не был уверен, слышит ли он эти звуки на самом деле или они мерещатся ему. В голову лезли мысли о казненных по приказу его отца преступниках и пленниках, о сгнивших заживо в подземелье изменниках… Вряд ли их души, наверняка витающие здесь, как и положено неотомщенным теням, испытывают симпатии к сыну своего убийцы. Словом, когда отец снова пришел за ним, Влад почувствовал себя самым беспомощным и одиноким человеком на свете. Мальчик был готов отдать все, что угодно, чтобы ни секунды более не задерживаться в подземелье! Лишь спустя годы он поймет, для чего нужен был этот первый этап рыцарского посвящения: побывав за два дня Богом и узником, человек убеждался в том, что все быстротечно и преходяще, и пусть неосознанно, но начинал мечтать о твердой опоре на жизненном пути, которой должен был стать Орден.
Хотя Влад-младший провел в подземелье бессонные сутки, сна у него не было ни в одном глазу, да и голода сын господаря не чувствовал. Он покорно следовал за отцом, который повел его еще в какие-то неведомые глубины подземелий, едва освященные рядами факелов на стенах.
Страница
9 из 15
9 из 15
