Очищение

Живя в усадьбе, он любил днями напролёт шастать по окрестностям с собаками, в то время как я не очень-то любил давать волю ногам, предпочитая прогулки в седле. За время наших скитаний я не единожды думал о том, что не случись со мной рядом этого малого, пропал бы я на вторые сутки… Стыдно признаться, но здесь Митька был куда взрослее, чем я, испорченный излишней беспечностью барский сын. Надо сказать, был я не совсем уж таким неповоротливым лентяем, да и силою не обижен с детства. Любил повозиться с лошадьми, да и в кузницу захаживал часто забавы ради, но до этого паренька мне всё равно было далеко. Митька мог отыскать самое подходящее и безопасное место для ночлега, знал, где можно больше всего набрать хвороста для костра, как глухаря добыть, как его ощипать и правильно изжарить на вертеле. К слову сказать, питаться нам приходилось скудно, редко и не досыта. Бывало целый день пройдёт, а ничего в рот и не положишь. Котомки наши были полупусты, в суме моей находились лишь стеганые покрывала, что оберегали нас от ночного холода и росы. У каждого из нас имелось по ложке, да еще Митька прятал в недрах своего ободранного зипуна (5) короткий нож. Кроме того, имелся у меня за поясом неприметный кошель с горстью серебряных рублей. Однако тратить их я не спешил, дав себе зарок ждать, когда представится случай осуществить свой замысел.

В раздумьях решил я добраться до предместья города Орла, где в отдаленном захолустье жил двоюродный брат моего батюшки, у которого я вместе с Митькой и хотел получить приют на сколько-нибудь длительное время. Надеялся я, что здравствует он там и поныне, все у него хорошо, хотя надежда эта была весьма зыбкой, если принять в расчет творящееся вокруг безумие. И все же надежда эта жила во мне, давала силы двигаться дальше, покуда ноги еще служили мне. Деньги же могут понадобиться, чтобы купить или нанять нам лошадей, чтобы сократить путь.

Мысли об этом не давали мне пасть духом, отгоняли скорбные раздумья. У меня появилась цель, а значит и возможность наладить жизнь на новом месте, насколько это было возможно… И откуда мне тогда было знать, что незадолго до того, как я наконец-таки достиг места назначения, Орел почти начисто будет разрушен и сожжён распоясавшимися поляками под командованием пана Лисовского, а оставшиеся в живых жители покинут родной город и уйдут во Мценск (6) … Откуда мне было знать, что дядя мой, принимавший активное участие в обороне города, будет убит при первом штурме Орловской крепости. Лишь горечь утраты и боль нашел я в осиротевшем поместье. Тогда ничего этого я знать не мог, как и не мог знать того, какое испытание ждет меня в ближайшем будущем…

Стоит упомянуть, что дороги в Орловский уезд я не знал, помнил только, что двигаться нужно в западном направлении. По пути надеялся я заручиться поддержкой знающего человека, если таковой встретится нам. Всё это время мы пока что избегали людей, желая уйти как можно дальше от рязанских усадеб, лишившихся своих владельцев. Мы немного заблудились, места стали нам незнакомы, но мы благодарили Бога за что, что он хранил нас от встречи с убийцами, ворами и разбойниками. Сказать честно, по прошествии длительного столь длительного срока, меня, измученного длительными переходами, недосыпанием и гнетущим чувством скорби, не так уже страшило столкновение с этими кровожадными зверьми-людьми. Желал я только одного: отдыха, крыши над головой, домашнего очага да какой бы то ни было постели, на которой так приятно растянуться во весь рост и смежить веки. Нам нужен был постоялый двор, и ради этого я был готов выбраться на большую дорогу и отдать все содержимое своего кошеля.

В тот день мы прошагали, наверное, вёрст семь, когда Митька первым заметил деревянное строение на обочине. Выглядело оно до того убого и неказисто, что лишь наметанный глаз мог определить, что это постоялый двор, переживающий далеко на самые лучшие времена. С виду его и вовсе можно было принять за огромную заброшенную конюшню, невесть каким образом оказавшуюся у дороги, — уж больно старо и ветхо он выглядел. Но на самом деле всё оказалось совсем не так.

Приблизившись к строению, первым делом мы увидели неуклюжую крестьянскую телегу с большой поклажею и с запряженной в нее усталой лошадью, что так же устало пережевывала овес, найденный в полуразвалившихся яслях. Постоялый двор не пустовал. Под его прогнившей от дождя и снега крышей нашли приют нищие оборванцы, калеки, беглецы, юродивые, болезные. Были среди них и женщины, страшно неопрятные, молчаливые, с потухшим взором; некоторые с грудными младенцами, которые то и дело оглашали тонким писком внутренность горницы, требуя пищи, которой на всех не хватало. Многие из них были обречены умереть на руках матерей… Были здесь сироты и постарше, всюду шнырявшие и выклянчивающие у постояльцев чего-нибудь съестного. Все это сборище не могло позволить себе купить и корки хлеба, им приходилось довольствоваться объедками, что обычно бросали наземь дворовым псам.