Добавить в моё избранное
49 мин, 8 сек 5246
И кто знает, вдруг бы нам оказалось по пути…
Однако, теперь уже ничего не попишешь, и мне опять пришлось обратиться к неряшливому хозяину постоялого двора. Я хотел узнать, нельзя ли где-нибудь взять пару лошадей или небольшую телегу, на что получил отрицательный ответ. К тому же хозяин добавил, что на пятьдесят верст окрест нет ни одного человеческого жилья, и в своём путешествии нам придется полагаться лишь на собственные ноги. Правда еще он довольно туманно высказался о том, что в всего лишь двадцати верстах отсель южнее за лесом находится старый монастырь, но сказать с уверенностью, обитает ли в нём кто-то сейчас, не мог никто. Ежели нынешняя смута пощадила эту Божью обитель, тамошние монахи, конечно же, смогут приютить двоих путников и указать верную дорогу. В противном случае, у нас будет хотя бы крыша над головой на какое-то время.
Мы не остались ночевать в зловонной гостинице. Хозяин же, заметно повеселевший при виде звонкой монеты, снабдил нас провизией и питьем в дорогу и даже пожаловал старую, но вполне сносную обувку для меня и Митьки. Мой маленький спутник сумел разузнать у неразговорчивых лесничих как добраться до монастыря, о котором рассказывал хозяин. На что получил неохотливый ответ держаться одной лесной тропы, с которой, по словам бородача, сбиться невозможно. Правда, существовала еще одна дорога, более прямоезжая, предназначенная для конных упряжек и обозов, но именно лесная тропа позволяла значительно сократить наш путь. Второй лесничий, доселе предпочитавший отмалчиваться, все же соизволил открыть рот, чтобы пробурчать что-то неприязненное по поводу монастыря и вообще той местности. Общий смысл его слов был таков: не стоит особо рассчитывать на гостеприимство тамошних обитателей.
Итак, набив котомки нехитрой снедью, как то: хлебом, пшеном, вяленой свининой, прихватив две баклаги с водою, мы с Митькой с облегчением покинули этот душный постоялый двор. Без особого труда нашли мы тропу, о коей толковал лесничий. Ободренные и сытые, мы шли сквозь густой лес, тропа петляла и извивалась как огромный полоз, но все так же прокладывала нам путь вперед. Заночевали мы в лесу. Ни зверь, ни разбойник нам не угрожали. Поутру продолжили путь и шли весь день. Приближался вечер. Мы не сразу осознали, что лес, доселе казавшийся нам бесконечным, стал редеть. Мы настолько углубились в эту дикую местность, так отвыкли от присутствия людского, что были совершенно поражены открывшимся зрелищем.
На раскинувшемся перед нами холмистом лугу, окружённый с трех сторон подступающими лесными зарослями, в какой-то полуверсте от нас стоял старинный монастырь. Среди этого живописного ковра, вытканного из молчаливых лип, берёз и нарождающихся трав, он выглядел чужим, одиноким, безмолвным и брошенным вот уже многие годы. Казалось, он скорбит сам по себе…
По мере того, как мы приближались, он разрастался вширь и ввысь, все больше являя свой неприступный образ. Сплошная каменная стена почтительной высоты опоясывала его со всех сторон; поверх нее возвышалась узкая башенка колокольни — вот и все, что покамест было доступно нашему взору. Мы спешили к воротам изо всех сил с сильно бьющимися сердцами, прокладывали дорогу через обширнейший луг. На каждом шагу нам попадались глубокие канавы, что пролегали через всё поле поперек. С уверенностью можно было сказать, что когда-то здесь была обильная пашня, возделываемая монашьим плугом на протяжении многих лет. Теперь же она была заброшена лет этак уже пять, и обстоятельство это вселяло весьма неутешительные мысли. Скорее всего, нам не доведётся встретить здесь кого-то живого. К тому же, я был несколько зол: ступая по изрытой земле, я оступился и подвернул ногу и теперь испытывал мучительную боль.
Когда мы, наконец, остановились, с шумом переводя дыхание, монастырская стена выросла перед нами во всю свою высоту в пятнадцать локтей (7). Время уже вонзило свои зубы в эту твердыню, стерло прежнюю белоснежность, заставило кирпич позеленеть и медленно крошиться. Однако, стена не собиралась так просто уступать своему злейшему врагу; у нее оставалось еще достаточно сил, чтобы еще несколько веков давать достойный отпор. Куда как менее стойкой выглядела разваливающаяся с одного бока звонница, давно уже лишившаяся своего главного украшения. Колокол отсутствовал, а сама башенка дала ощутимый крен на один бок. Её арки местами настолько истончились, что можно было только диву даваться, как она не сверглась вниз до сих пор. Камень был выщерблен непогодой до такой степени, что приобрел нездоровый коричневато-рыжий оттенок, будто его медленно разъедала страшная язва.
Я так никогда и не узнал, что за пустынь (8) или киновию (9) представлял из себя этот монастырь, чье имя он носил и сколько веков стоял на этой земле. Помню, как стоя под сенью его стены, мы чувствовали лишь уныние, разочарование, невесть откуда взявшуюся скорбь. Они незримо витали над этой притихшей безмолвной обителью.
Однако, теперь уже ничего не попишешь, и мне опять пришлось обратиться к неряшливому хозяину постоялого двора. Я хотел узнать, нельзя ли где-нибудь взять пару лошадей или небольшую телегу, на что получил отрицательный ответ. К тому же хозяин добавил, что на пятьдесят верст окрест нет ни одного человеческого жилья, и в своём путешествии нам придется полагаться лишь на собственные ноги. Правда еще он довольно туманно высказался о том, что в всего лишь двадцати верстах отсель южнее за лесом находится старый монастырь, но сказать с уверенностью, обитает ли в нём кто-то сейчас, не мог никто. Ежели нынешняя смута пощадила эту Божью обитель, тамошние монахи, конечно же, смогут приютить двоих путников и указать верную дорогу. В противном случае, у нас будет хотя бы крыша над головой на какое-то время.
Мы не остались ночевать в зловонной гостинице. Хозяин же, заметно повеселевший при виде звонкой монеты, снабдил нас провизией и питьем в дорогу и даже пожаловал старую, но вполне сносную обувку для меня и Митьки. Мой маленький спутник сумел разузнать у неразговорчивых лесничих как добраться до монастыря, о котором рассказывал хозяин. На что получил неохотливый ответ держаться одной лесной тропы, с которой, по словам бородача, сбиться невозможно. Правда, существовала еще одна дорога, более прямоезжая, предназначенная для конных упряжек и обозов, но именно лесная тропа позволяла значительно сократить наш путь. Второй лесничий, доселе предпочитавший отмалчиваться, все же соизволил открыть рот, чтобы пробурчать что-то неприязненное по поводу монастыря и вообще той местности. Общий смысл его слов был таков: не стоит особо рассчитывать на гостеприимство тамошних обитателей.
Итак, набив котомки нехитрой снедью, как то: хлебом, пшеном, вяленой свининой, прихватив две баклаги с водою, мы с Митькой с облегчением покинули этот душный постоялый двор. Без особого труда нашли мы тропу, о коей толковал лесничий. Ободренные и сытые, мы шли сквозь густой лес, тропа петляла и извивалась как огромный полоз, но все так же прокладывала нам путь вперед. Заночевали мы в лесу. Ни зверь, ни разбойник нам не угрожали. Поутру продолжили путь и шли весь день. Приближался вечер. Мы не сразу осознали, что лес, доселе казавшийся нам бесконечным, стал редеть. Мы настолько углубились в эту дикую местность, так отвыкли от присутствия людского, что были совершенно поражены открывшимся зрелищем.
На раскинувшемся перед нами холмистом лугу, окружённый с трех сторон подступающими лесными зарослями, в какой-то полуверсте от нас стоял старинный монастырь. Среди этого живописного ковра, вытканного из молчаливых лип, берёз и нарождающихся трав, он выглядел чужим, одиноким, безмолвным и брошенным вот уже многие годы. Казалось, он скорбит сам по себе…
По мере того, как мы приближались, он разрастался вширь и ввысь, все больше являя свой неприступный образ. Сплошная каменная стена почтительной высоты опоясывала его со всех сторон; поверх нее возвышалась узкая башенка колокольни — вот и все, что покамест было доступно нашему взору. Мы спешили к воротам изо всех сил с сильно бьющимися сердцами, прокладывали дорогу через обширнейший луг. На каждом шагу нам попадались глубокие канавы, что пролегали через всё поле поперек. С уверенностью можно было сказать, что когда-то здесь была обильная пашня, возделываемая монашьим плугом на протяжении многих лет. Теперь же она была заброшена лет этак уже пять, и обстоятельство это вселяло весьма неутешительные мысли. Скорее всего, нам не доведётся встретить здесь кого-то живого. К тому же, я был несколько зол: ступая по изрытой земле, я оступился и подвернул ногу и теперь испытывал мучительную боль.
Когда мы, наконец, остановились, с шумом переводя дыхание, монастырская стена выросла перед нами во всю свою высоту в пятнадцать локтей (7). Время уже вонзило свои зубы в эту твердыню, стерло прежнюю белоснежность, заставило кирпич позеленеть и медленно крошиться. Однако, стена не собиралась так просто уступать своему злейшему врагу; у нее оставалось еще достаточно сил, чтобы еще несколько веков давать достойный отпор. Куда как менее стойкой выглядела разваливающаяся с одного бока звонница, давно уже лишившаяся своего главного украшения. Колокол отсутствовал, а сама башенка дала ощутимый крен на один бок. Её арки местами настолько истончились, что можно было только диву даваться, как она не сверглась вниз до сих пор. Камень был выщерблен непогодой до такой степени, что приобрел нездоровый коричневато-рыжий оттенок, будто его медленно разъедала страшная язва.
Я так никогда и не узнал, что за пустынь (8) или киновию (9) представлял из себя этот монастырь, чье имя он носил и сколько веков стоял на этой земле. Помню, как стоя под сенью его стены, мы чувствовали лишь уныние, разочарование, невесть откуда взявшуюся скорбь. Они незримо витали над этой притихшей безмолвной обителью.
Страница
5 из 14
5 из 14
