Без лишнего скрежета

— Ах, она еще и паркет царапала?

— Да. Я как-то среди ночи просыпаюсь от дичайшего скрежета. Прибегаю, а это чудо по полу катается и дерёт его ногтями. Да Вы под ноги посмотрите.

Борозды шли от самой двери и обрывались около шкафа. Паркет был не просто оцарапан, а буквально изодран — опилки торчали в разные стороны.

— Интересно, что же у неё за маникюр… Лиза, а Вы не думали обратиться к специалистам по поводу Сары?

— Друзей в психушку не сдают, — отрезала пациентка. — Да и интересно мне было, что дальше. А дальше глюки у неё становились всё забористей. Она металась по комнате, ругалась с кем-то. Медведя вот моего замучила совсем. Далась ей эта игрушка!

— А Вам-то эта игрушка зачем далась?

Молчание в ответ.

Игнатий прошёлся по комнате, внимательно всматриваясь в пол. Царапины были свежими, но вовсе не они портили паркет. Использовать смартфон в качестве фонарика — удовольствие сомнительное, зато можно легко менять угол освещения. И под некоторыми углами свет почти не отражался от лакированной поверхности. Хотя паркет был покрыт как минимум двумя слоями лака: в комнате совсем недавно был ремонт. Но исключительно косметический. Как будто до Сарочки здесь жила такая же творческая личность, которая создала свой собственный археологический слой.

Аннушкин, склонившись в три погибели, обошел всю комнату и на пороге столкнулся с коллегой.

— Какой нестандартный подход к пространственной терапии. Можно я пройду? Или ты предлагаешь сыграть в чехарду?

— Обойдемся без переломов, — посторонился Игнатий, продолжая подсвечивать пол под разными углами. — Скажите, Елизавета, а Сара только в этой комнате царапала пол?

— Надеюсь, что да. Она только здесь с ума сходила.

— А Вы как себя тут чувствуете?

— Неуютно, — призналась девушка.

— Из-за медведя? — интуиция редко подводила Игнатия.

— Нет. Точно нет. Он вроде как талисман из прошлого.

Отлично! Ярое отрицание порой является лучшим доказательством. Озёрская мгновенно забыла о собственном страхе и быстрым шагом двинулась к игрушке, явно (слишком явно) демонстрируя намерение потревожить кукольный алтарь самым деструктивным образом.

— Не надо! — бросилась наперерез Лиза и загородила алтарь своей тщедушной фигуркой. Её поза как нельзя лучше сочетала в себе положение кукол из всех трех кругов. И мольбу о спасении, и холодную решимость, и ужас от осознания оборотной стороны старых святынь.

Коллеги не могли не заметить, насколько естественна для Лизы эта кукольная поза. Так называемая шарнирная гибкость — первый психосоматический звоночек. Никогда не спрашивай, почему у пациента образуются психосоматозы. Они всегда образуются для тебя. Особенно если ты уже успел стать ценной фигурой в застланных пеленой невроза глазах. Когда психическая цензура утверждает свой диктат над желаниями и мыслями, главным революционером становится тело.

— Не надо, так не надо, — демонстративно пожала плечами Светлана. — Но давайте кое-что проясним. Кто построил это, этот, эту композицию?

— Сарочка. Я же уже говорила.

— Говорили. А зачем она…

— Для защиты. Или охраны. Я тоже говорила.

— А подробнее?

— Она не объяснила.

— Но Вы и не стали с ней спорить. Вам дорог этот медведь?

— Прошлое, — расплылась в ответе Лиза.

— Насколько далекое?

— Не помню. Но это было не здесь. И жили мы тогда бедно. И папа еще от нас не ушел.

Игнатий жестом попросил коллегу не наседать. И сам же задал неожиданный прямой вопрос, плавно перехватывая инициативу. Настолько плавно, что Светлана не успела осознать наглость такого маневра.

— Чего же Вы боитесь больше: темноты или одиночества? Сарочки или прошлого? -слова пронеслись в сознании гипнотерапевта мгновенно, оставив росчерк нужных слов. И действий. Дело было за малым.

— Не знаю, — девушка почти запаниковала. — Пока я вас дожидалась, сидела в темноте. Конечно, было неуютно. Но я не боюсь темноты. Пугает, что Сара сбежала и теперь я тут одна среди её безумия.

— Сбежала? Что же её так напугало?

— У неё свои ангелы в шкафу. Ну, в смысле демоны. Тьфу. Скелеты.

— А у Вас?

— У меня — свои.

— Скелеты или демоны?

— Медведи.

— Что у Вас с Сарой общего?

— Страх. Страх одиночества.

— Но сейчас Вы не одиноки.

— Да. Вы ведь здесь.

— Правильно. Мы здесь. И у Вас на душе становится спокойно. И легко. Вы расслаблены? — Игнатий скорее утверждал, чем спрашивал.

— Вроде да, — девушка прислушалась к собственным ощущениям.

— Хорошо. Мы здесь как раз для этого. Чтобы с Вами ничего не случилось. Вы можете расслабиться. Вы можете даже уснуть. Вам ведь хочется спать?

— Немного.