Добавить в моё избранное
48 мин, 5 сек 3770
Ну заперли — ну и заперли. Потом выпустят. Да и резону головой биться никакого не было, потому что об железную дверь — больно, а об пол — никакого смысла, ведь он был мягкий.
Мы сидели в подвале уже вторую неделю, и я вдруг внезапно понял, что за нами не придут.
Как возникла эта мысль — не знаю. Она просто появилась, и я понял, что она правильна. Не откроют дверь. Не скажут: «Выходи». Не нальют домашних щей. Все, я навсегда останусь тут. За железной дверью. В девяти квадратах кирпича и бетона.
Я и Кристинка.
— Кристя… — вполголоса позвал я.
Девочка проворчала что-то сквозь сон, недовольно хлопнув пухлой ручкой по атласному одеяльцу. Я встал, поправил ей завернувшуюся распашонку, отпихнул подальше к стенке, чтоб не скатилась с бабулиной скрыни, открыл нишу-купе в стене, отделяющей наши «жилые» метры от «подсобки», и начал пересчитывать памперсы. Памперсов было много, на целых три месяца. Повинуясь какому-то порыву, я начал пересчитывать банки, консервы, бутыли с водой. Выходило — надолго. На полгода, а потом воду можно будет брать из водопровода, фильтры хорошие. В конце концов, чищу же я зубы?
Я снова сел в любимый пятый угол между стеллажами, обхватил колени, уперся взглядом в таинственную глубь аквариума в углу, над монитором, и глубоко задумался. Там, среди колыхания амманий и кринумов, оборонял свой уголок недавно появившийся здесь лоухан — злючая, вреднющая малинка-ежевичка, хамски неуживчивая экзотика. Мама принесла его две недели назад, я от радости запрыгал вокруг, и мама осторожно пустила его в новое жилище, к опасливо сгрудившимся соседям. Барбус в полосатой тюремной робе попытался познакомиться, но схлопотал по носу. Интересно, а наш новичок тоже чувствует себя неуютно в своей тюрьме, среди обломков мачт, пиратских сундуков и рвущихся к поверхности живительных пузырьков? Впервые в жизни мне очень не понравился не сам подвал как таковой, а его крайне рациональное и очень мудрое устройство. Его девять жилых квадратов и три квадрата «подсобки» — туалет с выходом в канализацию, душевая кабинка, утилизатор.
Очень интересно. Можно прожить неделю, две, три, много. Дядя однажды спросил у папы, как он отхапал себе такой большой кусок подвала. Папа только махнул рукой — ерунда; я слышал, как он рассказывал: когда дом сдавали, подвал, как это часто бывает в новых зданиях, совсем не был поделен на частные закутки. Каждый жилец приходил с кирпичами и цементом и строил себе овощехранилище по вкусу. На сколько квадратов кирпичей хватит. Соседи с третьего вообще спортзал устроили. Грушу повесили, теннисный стол приволокли, потом бильярдный, диван продавленный и табуретку для нарезки колбасы и помидоров. И назвали все это — бильярдный кабинет.
Поэтому папа тоже сколько мог, столько и взял. Точнее, сколько ему было нужно — слишком большой кус было бы сложно хорошо обустроить.
Дядя шутил, что с такой подвалозастройкой ничего не стоит замуровать кого-нибудь в стене, и не хуже, чем похороны в бетоне получится. Очень забавным это дело дяде казалось. Васятя, тот вообще ржал как ненормальный.
Тихо бежали стрелки по циферблату, и вторая неделя плавно перетекала в третью.
«А что, брат, забавно, наверное, если и ты тут, в подвальчике, на всю жизнь останешься замурованным?» — Витторе, сволочь, шептал на ухо тихо и вкрадчиво. Бог его знает, что ему было от меня нужно — тело или душу, или и тело, и душу, и разум вместе, но только его появлению за моей спиной я не удивился. Раньше он приходил ко мне во снах, а теперь решил навещать и днем. Стиснув голову, впившись скрюченными пальцами в волосы, я пытался не слушать, и повторял таблицу умножения. Но Витторе никогда не затыкался, если уж начинал говорить.
Я стал думать о памперсах и Кристинке. Потом пеленки можно будет стирать. Потом…
«А помнишь, у Хаггарда? А помнишь «Дочь Монтесумы»? А помнишь, как монахиню замуровали с незаконно прижитым ребеночком? Помнишь? Ну конечно, ты помнишь! Помнишь, как герой спас бедняг от удушья? Выпей яду, дружок, выпей яду»….
И сатанинский смех.
Черт бы побрал этого Витторе! Я не умру от удушья, и Кристина не умрет тоже: здесь самая лучшая в мире система вентиляции! Слышишь ты, чертов ублюдок!
«Нормальная казнь при монастырях, братишка. Кусок хлеба, кувшин воды, и масляная плошка. Когда масло кончится, ты останешься наедине с темнотой в своих четырех стенах»…
Черта с два! Электричество тоже не кончится. Папа говорил — дубль-аккумулятор. Надежная система, из его разработок. Папа должен был получить премию, но проект засекретили.
«Когда закончится тушенка, ты сможешь кушать пухленькие ручки твоей сестренки, малыш».
Брикетов здесь хватит на четверых. Лет на сто при четырехразовом питании. Они гадкие, эти кубики, но если экономить, нормальной еды хватит на два года.
Мы сидели в подвале уже вторую неделю, и я вдруг внезапно понял, что за нами не придут.
Как возникла эта мысль — не знаю. Она просто появилась, и я понял, что она правильна. Не откроют дверь. Не скажут: «Выходи». Не нальют домашних щей. Все, я навсегда останусь тут. За железной дверью. В девяти квадратах кирпича и бетона.
Я и Кристинка.
— Кристя… — вполголоса позвал я.
Девочка проворчала что-то сквозь сон, недовольно хлопнув пухлой ручкой по атласному одеяльцу. Я встал, поправил ей завернувшуюся распашонку, отпихнул подальше к стенке, чтоб не скатилась с бабулиной скрыни, открыл нишу-купе в стене, отделяющей наши «жилые» метры от «подсобки», и начал пересчитывать памперсы. Памперсов было много, на целых три месяца. Повинуясь какому-то порыву, я начал пересчитывать банки, консервы, бутыли с водой. Выходило — надолго. На полгода, а потом воду можно будет брать из водопровода, фильтры хорошие. В конце концов, чищу же я зубы?
Я снова сел в любимый пятый угол между стеллажами, обхватил колени, уперся взглядом в таинственную глубь аквариума в углу, над монитором, и глубоко задумался. Там, среди колыхания амманий и кринумов, оборонял свой уголок недавно появившийся здесь лоухан — злючая, вреднющая малинка-ежевичка, хамски неуживчивая экзотика. Мама принесла его две недели назад, я от радости запрыгал вокруг, и мама осторожно пустила его в новое жилище, к опасливо сгрудившимся соседям. Барбус в полосатой тюремной робе попытался познакомиться, но схлопотал по носу. Интересно, а наш новичок тоже чувствует себя неуютно в своей тюрьме, среди обломков мачт, пиратских сундуков и рвущихся к поверхности живительных пузырьков? Впервые в жизни мне очень не понравился не сам подвал как таковой, а его крайне рациональное и очень мудрое устройство. Его девять жилых квадратов и три квадрата «подсобки» — туалет с выходом в канализацию, душевая кабинка, утилизатор.
Очень интересно. Можно прожить неделю, две, три, много. Дядя однажды спросил у папы, как он отхапал себе такой большой кусок подвала. Папа только махнул рукой — ерунда; я слышал, как он рассказывал: когда дом сдавали, подвал, как это часто бывает в новых зданиях, совсем не был поделен на частные закутки. Каждый жилец приходил с кирпичами и цементом и строил себе овощехранилище по вкусу. На сколько квадратов кирпичей хватит. Соседи с третьего вообще спортзал устроили. Грушу повесили, теннисный стол приволокли, потом бильярдный, диван продавленный и табуретку для нарезки колбасы и помидоров. И назвали все это — бильярдный кабинет.
Поэтому папа тоже сколько мог, столько и взял. Точнее, сколько ему было нужно — слишком большой кус было бы сложно хорошо обустроить.
Дядя шутил, что с такой подвалозастройкой ничего не стоит замуровать кого-нибудь в стене, и не хуже, чем похороны в бетоне получится. Очень забавным это дело дяде казалось. Васятя, тот вообще ржал как ненормальный.
Тихо бежали стрелки по циферблату, и вторая неделя плавно перетекала в третью.
«А что, брат, забавно, наверное, если и ты тут, в подвальчике, на всю жизнь останешься замурованным?» — Витторе, сволочь, шептал на ухо тихо и вкрадчиво. Бог его знает, что ему было от меня нужно — тело или душу, или и тело, и душу, и разум вместе, но только его появлению за моей спиной я не удивился. Раньше он приходил ко мне во снах, а теперь решил навещать и днем. Стиснув голову, впившись скрюченными пальцами в волосы, я пытался не слушать, и повторял таблицу умножения. Но Витторе никогда не затыкался, если уж начинал говорить.
Я стал думать о памперсах и Кристинке. Потом пеленки можно будет стирать. Потом…
«А помнишь, у Хаггарда? А помнишь «Дочь Монтесумы»? А помнишь, как монахиню замуровали с незаконно прижитым ребеночком? Помнишь? Ну конечно, ты помнишь! Помнишь, как герой спас бедняг от удушья? Выпей яду, дружок, выпей яду»….
И сатанинский смех.
Черт бы побрал этого Витторе! Я не умру от удушья, и Кристина не умрет тоже: здесь самая лучшая в мире система вентиляции! Слышишь ты, чертов ублюдок!
«Нормальная казнь при монастырях, братишка. Кусок хлеба, кувшин воды, и масляная плошка. Когда масло кончится, ты останешься наедине с темнотой в своих четырех стенах»…
Черта с два! Электричество тоже не кончится. Папа говорил — дубль-аккумулятор. Надежная система, из его разработок. Папа должен был получить премию, но проект засекретили.
«Когда закончится тушенка, ты сможешь кушать пухленькие ручки твоей сестренки, малыш».
Брикетов здесь хватит на четверых. Лет на сто при четырехразовом питании. Они гадкие, эти кубики, но если экономить, нормальной еды хватит на два года.
Страница
5 из 13
5 из 13
