Мёртвые аккаунты

— А вы убили его жену?

— Нет! — сказал Куликов. — Ну как бы мы могли? Она была здесь, а мы тогда были у себя в квартире.

— Когда тогда?

— Тогда, когда это произошло. Откуда мне знать? В любой момент. Мы были у себя на квартире… Ну или шарились по округе, это не преступление. Но мы никогда не ходили в мёртвую зону. Проверьте — спросите у районного администратора. Вы знаете, что за всеми следят через мобильники? Все перемещения записываются…

— Знаю. А почему Зыбин обвиняет вас?

— Кто поймёт ход мыслей сумасшедшего? — вздохнул Куликов. — Быть может, ему не понравилось, что мы живисты. Его жена была ходуном, а мы, живисты, убеждены, что ходуны не люди. Но у нас свободная страна, нельзя карать за одни убеждения!

— Хотите сказать, вы никогда не убивали ходунов?

— Никогда.

— А зачем вам тогда травматический пистолет?

— Тот, что у Вована на фотке в профайле? — Куликов кивнул в сторону Белецкого и хмыкнул. — Для понтов. Чтобы девушек кадрить. Да вы посмотрите на него! У него же больное сердце, он ни разу с нами на вылазку не ходил. Развяжите нас, пожалуйста!

Развязать их? Да ни за что. Я одна, их четверо, а они люди невысоких моральных принципов. К тому же, я пока выслушала не всех.

— Обязательно развяжу, — сказала я. — Как только мои друзья вернутся.

— Игорь, Миша, Андрей! Возвращайтесь. В супермаркете Белецкого нет.

— Ага, мы знаем, — сказал Уфимцев, тяжело дыша. — Кто-то положил его мобильник на заводную машинку.

— Это ловушка, — сказала я. — Зыбин хотел выманить вас с пятого этажа. Ребята, возвращайтесь скорее!

— Мы не можем, — Уфимцев закашлялся. — Тут пожар. Из распылителей чуть покапало и перестало. Пытаемся тушить вручную…

— Сильно горит?

— Чёрт знает. Всё в дыму, ходуны ломанули на выход… У тебя там всё в порядке?

— Я справлюсь, — сказала я. — Тушите пожар, это сейчас главное.

Я дала отбой. Куликов смотрел на меня с досадой.

— Вы что, не понимаете? — воскликнул он. — Пожар — такая же ловушка! Его устроил Зыбин, чтобы задержать ваших друзей внизу.

— Понимаю. Но пожар нужно тушить в любом случае.

Лицо Куликова исказила кривая улыбка.

— Ваши друзья спасают от огня ходунов, в то время как опасность грозит живым людям. Каких бы взглядов вы ни придерживались — неужели выбор не очевиден?

— Опасность грозит всем, — ответила я. — Если выгорит супермаркет, ходуны разбредутся по округе. Представляете, что станет с жителями соседних кварталов?

Куликов дёрнул уголком рта, словно собирался что-то сказать, но передумал. Очевидно, что неплохо бы запереть двери и позволить ходунам сгореть. Но такие слова не пошли бы на пользу образу цивилизованного живиста, которого он тут передо мной разыгрывал.

— Вам не справиться с Зыбиным в одиночку, — сказал Куликов. — Развяжите нас, и мы вам поможем.

— Мы с ним просто поговорим.

— Ради бога, он же невменяемый!

Пинчук отчаянно закивал:

— Он придёт и всех убьёт!

— Подумайте хотя бы о себе, — увещевал Куликов. — Зыбин — маньяк. Вы рискуете жизнью…

За спиной раздался хриплый голос:

— Нет, вас я не трону.

Я медленно развернулась.

Павел Зыбин страшно изменился за последнюю неделю. Глаза глубоко запали, лицо рассекли морщины. Он не брился и не мылся, судя по запаху. А рубашка на нём была свежая, с характерными складками, как только что из упаковки. Зыбин опустился на диван и сгорбился, положив на руки на колени. В правой он держал травматический бесствольник.

— Я вас знаю, — сказал Зыбин. — Вы районный администратор. Доставали меня нравоучениями: жизнь продолжается, надо продолжать жить… Как будто вы что-то понимаете.

— А вы один всё понимаете? Вы единственный на свете, кто любил?

— Может быть, и так, — медленно произнёс Зыбин. — Я полжизни жил как мёртвый и сам того не понимал. Так можно жить и так, наверно, многие живут и проживают жизнь, ничего не поняв. Но я встретил мою Елену и понял, что значит быть живым. А когда её не стало… Я хотел бы продолжать жить, — Зыбин усмехнулся, — но всё, что я мог сделать — это придти, лечь рядом и умереть.

— Но вы этого не сделали.

— Я пришёл — и увидел, что её убили. Её висок был проломлен резиновой пулей. Из такого вот пистолета, — Зыбин поднял правую руку. — С её шеи сорвали цепочку с кулоном, которую я ей подарил. Ей отрезали пальцы и забрали кольца — все, кроме одного.

Зыбин повернул левую руку ладонью вверх и разжал кулак; пальцы дрожали. На ладони лежало золотое обручальное кольцо в ржавых пятнах засохшей крови.

— Вычислить убийц было просто, — сказал Зыбин. — Они не таились, они бахвалились, выкладывали в «Живых» фотографии — своего оружия, своей добычи, своих девушек в золоте, украденном у мёртвых.