Мёртвые аккаунты

Девушка рванулась вперёд, даже не пытаясь обойти препятствие, просунула в ячейки руки и голову. Задёргалась, словно муха, угодившая в паутину.

— Мы не можем так её оставить, — сказала я.

— Она запуталась в сетке, — ответил Бойко. — Она не опасна.

— Я не про то.

— А я понял, — сказал Бойко. — Мы не можем её убить. Ходуны в мёртвой зоне неприкосновенны. Если мы нарушим запрет, у живистов будут развязаны руки. Они придут и устроят здесь резню. Ты же сама понимаешь… Мне очень жаль.

— Пойдём, Ольга. — Басманов мягко потянул меня в сторону лестницы.

Металлические перекладины нагрелись на солнце; прямые лучи жарили спину, а ледяной ветер, дующий на высоте, пронизывал одежду насквозь. Но я возблагодарила ветер, когда мы добрались до крыши. Это было огромное плоское поле, усеянное зонтами вытяжных стояков, гробами кондиционеров и неподвижными вентиляторами. Из вентиляции смердело.

Уфимцев ждал нас возле надстройки выхода. Он распахнул дверь, и мы увидели лестницу, уходящую вниз в темноту. На пыльных ступенях отпечатались следы ботинок.

— Это не мои, — сказал Уфимцев.

Мы достали тазеры и стали спускаться, подсвечивая путь подствольными фонариками. На техническом этаже было темно. Вдоль стен и под потолком тянулись электрические кабели; оцинкованные короба воздуховодов взблескивали в лучах фонарей. Машинные помещения лифтов напоминали угрюмые саркофаги. Во тьме сплетались трубопроводы системы пожаротушения, блестели круглые стёкла манометров, темнели махины насосов и гидроаккумуляторов. Пахло пылью и затхлостью, как в старом нестрашном склепе. И было тихо — ни гула вентиляторов, ни шума текущей воды, только наши шаги по бетонному полу.

Четыре луча скрестились на чужеродном предмете. На полу, на туристической пенке, лежал спальный мешок. Кто-то принёс его прямо из магазина, даже ярлык не оторвав. Рядом, на плоской поверхности воздуховода, стояла полупустая бутылка минеральной воды, банка саморазогревающихся консервов и фотография в деревянной рамке. Со снимка улыбалась молодая женщина в свадебном платье.

— Её зовут Елена Зыбина, — сказала я.

В День Z она пошла по магазинам и не вернулась. Её муж, Павел Зыбин, обезумел от горя. Он приезжал и кружил вокруг мёртвой зоны, а мы следили за ним и пытались понять, что значит его очередное «Не хочу жить» — что он заражён или что ему худо на душе. Помотал он нам нервы порядком…

А неделю назад Елена умерла, и Павел Зыбин окончательно слетел с катушек. Он пошёл в мёртвую зону, чтобы умереть. Я пыталась отговорить его, но он не слушал. Его зелёный маркер остановилась рядом с красным маркером Елены, и вскоре оба они погасли.

— Я думала, Зыбин покончил с собой, — сказала я.

— Или он снял мобильник, — сказал Уфимцев. — Я фигею, ещё один невидимка без мобильника.

Катя и Эдди были в сети. Я скинула Кате ссылку на страничку Павла Зыбина.

— Этого человека ты видела в мёртвой зоне, Катя?

Девочка долго не отвечала, и когда ответила, то лицо у неё было растерянное.

— Тот был другой. Немного похожий, но другой. А Эдди говорит, что тот же самый.

— Катя, а почему тебе кажется, что тот был другой?

— Ну… Здесь на фотографии человек весёлый, а тот был… — Катя нахмурилась, с трудом подбирая слова. — Грустный? Злой? Сердитый?

— Катя! Это всё очень разные чувства.

Девочка вздохнула и беспомощно пожала плечами.

— Наверно, не злой — он же помог нам с Эдди. Злой бы не помог. И мы должны ему помочь, так будет по-честному. Вы поможете ему, тётя Оля?

Андрей Басманов поднял консервную банку с импровизированного стола.

— Ещё горячая! Он не успел уйти далеко.

На пятом этаже было чисто — ни мёртвых тел, ни ходунов. Пахло ванилью, апельсином и пластмассой. Свет проникал сквозь круглые окна под потолком, наполняя павильоны серой мглой. В витринах стояли игрушки, трёхколёсные велосипеды, коляски и беременные манекены. Стеклянные киоски ломились от волшебных палочек, клоунских париков и флакончиков с мыльными пузырями. В холле громоздились аттракционы, электрические лошадки-качалки, слоники и ракеты, под ногами лежал сдувшийся батут. В пролёт эскалатора опустилась гирлянда воздушных шаров, сморщенных, как изюм.

Пятый этаж почти не пострадал. Здесь не было пищи для ходунов и поживы для мародёров. Кому нужны детские товары, когда наступает конец света?

Уфимцев бросил взгляд на экран мобильника и приглушённо выругался:

— Чтоб меня! Маркер на минус первом перемещается! Это Белецкий.

Метка с подписью «Владимир Белецкий» двигалась сквозь густое скопление красных точек. Странно. Если он живой, то почему ходуны на него не реагируют, а если он ходун, то почему стоял на месте?

— Мы пойдём проверим, — сказал Басманов.

Они с Бойко раздвинули двери лифтовой шахты.