Добавить в моё избранное
37 мин, 1 сек 8258
Обойдя вывороченное, похожее на изуродованную тряпичную куклу тело, все трое, стараясь лишний раз не глядеть в том направлении, встали на ленту «эскалатора»-8.
Через пару минут, мрачные, молчаливые, порою с усилием сглатывавшие, чтобы смягчить пересохшее горло, они очутились на площадке наверху, не напоминавшей предыдущую, частично там или нет, а полностью и несомненно ей идентичной. Они присмотрелись — ощущение, нахлынувшее с первого взгляда, не переменилось: такой же коридор, сжатый долгими стенами и усеянный худыми дверями, такие же тускловатые лампочки в металлических (или из чего они сделаны?) длинных поверхностях, такой же что-то скрывающий полумрак и такая же бархатная и удивительно-непреложно плотная тень-тьма где-то вдалеке.
Озираясь, Емельяненко облизывал губы враз лишившимся влаги языком.
— Что, соображаешь, где мы? — спросил Спиридонов. — Тут или там? В новом коридоре или в старом?
Емельяненко кивнул.
— Глупое, конечно, чувство… — Он недоговорил.
Спиридонов пожал плечами.
— Чувства глупыми не бывают — на то они и чувства. Иногда глупим мы, не понимая их или неверно истолковывая.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Емельяненко.
— Пошли, — прервал беседу Арнольдс и поманил повара с доктором за собой.
Они двинулись по замершему в неподвижности и непроизносимости коридору.
… Минуло тридцать минут, и ощущение, словно выбранная ими дорога никогда не кончится, приобрело реальное подтверждение или, как минимум, намёк на оное: за истёкшие полчаса трое мужчин не преодолели узкого продолжительного пути, и даже больше — зрительно не приблизились к его финалу. Они обернули головы и посмотрели на темнеющую полоску в неярких лучах: позади было то же самое, что и впереди.
— Очень… — Спиридонов примолк, откашлялся и продолжил, — … однообразный коридор.
— Что верно, то верно, — на невесёлую шутку невесело откликнулся Арнольдс.
— Может, имеет смысл осмотреть каюты? — внёс предложение Емельяненко.
«Почему бы и нет? — подумал капитан. — Если способ не помогает, поменяй его».
— Тогда сделаем вот что, — снова заговорил вслух Арнольс, — ты, Емельяненко, осмотришь несколько кают, а мы со Спиридоновым пойдём дальше. Держим связь по ухо-рации.
— Понял, — подтвердил указания старшего повар.
Так они и поступили: Емельяненко, когда засёкшая его автодверь отворилась, скользнул внутрь ближайшего жилого (подсобного? ремонтного? какого-то другого?) помещения, а Арнольдс и Спиридонов направились вперёд, туда, где густилась и наблюдала за ними угольным оком недосягаемая тьма.
IX
Оказавшись в каюте, Емельяненко дал освещению голосовой сигнал включиться; авто-, а может, и киберлампы не замедлили вспыхнуть, услышав слово «Свет».
Обстановка в каюте богатством не отличалась: раскладной стол, два магнитных стула, мультиформенное кресло да односпальная подвижная кровать. На стенах — никаких картин, 3D-фото, голограмм или украшений в том же роде. Да, по центру стола, вот что странно, стояла ретроваза, родом, наверное, века из XX либо XXI, — в общем, из далёкого и глухого; из самой вазы, ко всему прочему, торчали полевые цветы.
«Какова вероятность, что я, зайдя в первую попавшуюся каюту из сотен, случайно наткнулся на жилую, но, вероятно, брошенную? — спросил у себя Емельяненко. И тотчас ответил любознательному «я»: — Крошечная. Настолько критически маленькая, что, учитывая сопутствующие факторы, моя удачливость вызывает серьёзные подозрения»…
Он прошёлся по комнате.
«Жил ли здесь кто-нибудь когда-нибудь?»
Повар этого не знал, однако ваза с засохшими цветами, так или иначе, подсказывала следующий вывод: даже если в каюту ни разу не заселялись постояльцы, некто хотя бы единственный раз, однако сюда заходил — чтобы поставить цветы. Видимо, такое случилось давно, поскольку срезанные растения успели высохнуть… Или человек увлекался икебанами.
«Человек ли?» — вновь спросил сам себя Емельяненко и теперь уж не нашёлся с ответом.
Нечёткое колебание почудилось ему миг спустя — то ли воздушная дрожь, то ли ещё что-то, явственно затрепетавшее напротив двери, у стены с отверстием кибернетической вентиляции. В чём дело? Порыв воздуха? Но вентиляция же закрыта…
Превозмогая безотчётный страх, он встал у стены и прикоснулся к ней руками. Моргнул…
… А стоило глазам открыться после незаметного движения век, как Емельяненко внезапно осознал, что находится сейчас в совсем другом помещении. Он попал — перепрыгнул, переместился, перенёсся — в дышащую простором квадратную комнату с серебряным полом, источавшим нечто безжизненно-притягательное. Там, где в прошлой комнате исходил из пола и упирался в потолок дружественный металл, с различными целями и неизменно применяемый в строительстве космических станций, КЗС, домов, кораблей и шлюпок, в нынешнем помещении внутренню стену замещало колоссальное безрамовое зеркало.
Через пару минут, мрачные, молчаливые, порою с усилием сглатывавшие, чтобы смягчить пересохшее горло, они очутились на площадке наверху, не напоминавшей предыдущую, частично там или нет, а полностью и несомненно ей идентичной. Они присмотрелись — ощущение, нахлынувшее с первого взгляда, не переменилось: такой же коридор, сжатый долгими стенами и усеянный худыми дверями, такие же тускловатые лампочки в металлических (или из чего они сделаны?) длинных поверхностях, такой же что-то скрывающий полумрак и такая же бархатная и удивительно-непреложно плотная тень-тьма где-то вдалеке.
Озираясь, Емельяненко облизывал губы враз лишившимся влаги языком.
— Что, соображаешь, где мы? — спросил Спиридонов. — Тут или там? В новом коридоре или в старом?
Емельяненко кивнул.
— Глупое, конечно, чувство… — Он недоговорил.
Спиридонов пожал плечами.
— Чувства глупыми не бывают — на то они и чувства. Иногда глупим мы, не понимая их или неверно истолковывая.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Емельяненко.
— Пошли, — прервал беседу Арнольдс и поманил повара с доктором за собой.
Они двинулись по замершему в неподвижности и непроизносимости коридору.
… Минуло тридцать минут, и ощущение, словно выбранная ими дорога никогда не кончится, приобрело реальное подтверждение или, как минимум, намёк на оное: за истёкшие полчаса трое мужчин не преодолели узкого продолжительного пути, и даже больше — зрительно не приблизились к его финалу. Они обернули головы и посмотрели на темнеющую полоску в неярких лучах: позади было то же самое, что и впереди.
— Очень… — Спиридонов примолк, откашлялся и продолжил, — … однообразный коридор.
— Что верно, то верно, — на невесёлую шутку невесело откликнулся Арнольдс.
— Может, имеет смысл осмотреть каюты? — внёс предложение Емельяненко.
«Почему бы и нет? — подумал капитан. — Если способ не помогает, поменяй его».
— Тогда сделаем вот что, — снова заговорил вслух Арнольс, — ты, Емельяненко, осмотришь несколько кают, а мы со Спиридоновым пойдём дальше. Держим связь по ухо-рации.
— Понял, — подтвердил указания старшего повар.
Так они и поступили: Емельяненко, когда засёкшая его автодверь отворилась, скользнул внутрь ближайшего жилого (подсобного? ремонтного? какого-то другого?) помещения, а Арнольдс и Спиридонов направились вперёд, туда, где густилась и наблюдала за ними угольным оком недосягаемая тьма.
IX
Оказавшись в каюте, Емельяненко дал освещению голосовой сигнал включиться; авто-, а может, и киберлампы не замедлили вспыхнуть, услышав слово «Свет».
Обстановка в каюте богатством не отличалась: раскладной стол, два магнитных стула, мультиформенное кресло да односпальная подвижная кровать. На стенах — никаких картин, 3D-фото, голограмм или украшений в том же роде. Да, по центру стола, вот что странно, стояла ретроваза, родом, наверное, века из XX либо XXI, — в общем, из далёкого и глухого; из самой вазы, ко всему прочему, торчали полевые цветы.
«Какова вероятность, что я, зайдя в первую попавшуюся каюту из сотен, случайно наткнулся на жилую, но, вероятно, брошенную? — спросил у себя Емельяненко. И тотчас ответил любознательному «я»: — Крошечная. Настолько критически маленькая, что, учитывая сопутствующие факторы, моя удачливость вызывает серьёзные подозрения»…
Он прошёлся по комнате.
«Жил ли здесь кто-нибудь когда-нибудь?»
Повар этого не знал, однако ваза с засохшими цветами, так или иначе, подсказывала следующий вывод: даже если в каюту ни разу не заселялись постояльцы, некто хотя бы единственный раз, однако сюда заходил — чтобы поставить цветы. Видимо, такое случилось давно, поскольку срезанные растения успели высохнуть… Или человек увлекался икебанами.
«Человек ли?» — вновь спросил сам себя Емельяненко и теперь уж не нашёлся с ответом.
Нечёткое колебание почудилось ему миг спустя — то ли воздушная дрожь, то ли ещё что-то, явственно затрепетавшее напротив двери, у стены с отверстием кибернетической вентиляции. В чём дело? Порыв воздуха? Но вентиляция же закрыта…
Превозмогая безотчётный страх, он встал у стены и прикоснулся к ней руками. Моргнул…
… А стоило глазам открыться после незаметного движения век, как Емельяненко внезапно осознал, что находится сейчас в совсем другом помещении. Он попал — перепрыгнул, переместился, перенёсся — в дышащую простором квадратную комнату с серебряным полом, источавшим нечто безжизненно-притягательное. Там, где в прошлой комнате исходил из пола и упирался в потолок дружественный металл, с различными целями и неизменно применяемый в строительстве космических станций, КЗС, домов, кораблей и шлюпок, в нынешнем помещении внутренню стену замещало колоссальное безрамовое зеркало.
Страница
8 из 12
8 из 12
