Вкус жестокости

— А как это? — удивленно спросил мальчуган.

— Да вот так! — сказал дядя Слава и запросто взял за крылья пчелу, сидящую на ближайшем к нему цветке. — Смотри внимательно! Эту пчелу мы отпускаем и теперь берем следующую!

Дядя Слава виртуозно отловил еще одно сердито жужжащее насекомое. Павлика сам процесс ловли так захватил, что он даже позабыл спросить дядю Славу — а зачем вообще нужно ловить пчел? Причем таким варварским методом? И вообще, какой и кому от всего этого прок?

— Ну а теперь давай попробуй сам! — дядя Слава отошел в сторону и уступил место Павлику. — Посмотри, прямо вон там, какой красавец!

И дядя Слава указал пальцем на большого мохнатого шмеля с черно белыми полосами, очень похожего на толстого матроса в тельняшке. Павлик шумно вздохнул и, засунув увеличительное стекло в карман штанов, вытянув шею, осторожно приблизился к ярко красной циннии на которой, тяжело пыхтя, возился шмель, собиравший ярко-желтую цветочную пыльцу. Осторожно двумя пальцами Павлик попытался ухватить шмеля одновременно за два крылышка, которые вдруг почему-то оказались очень маленьким и неудобохватаемыми. В результате головоломной операции оказалось, что Павлик держит шмеля всего лишь за одно крыло.

Шмель сердито загудел, вывернулся и, ужалив Павлика в палец, воспарил, куда-то в воздух по своим срочным и неотложным шмелиным делам. Павлика за все время его семилетнего существования еще никогда не кусали ни пчелы, ни собаки, ни вообще кто бы, то ни было. Впервые испытываемое им ощущение нестерпимой, жгучей боли в ужаленном пальце было настолько острым и захватывающим дух, что он чуть было, не обмочил свои штаны.

— Ой, ой, ой! — зарыдал он в голос и запрыгал на месте размахивая пальцем, который, как ему с перепугу показалось, тут же прямо на глазах принялся краснеть и раздуваться, грозя лопнуть, словно надувной резиновый шарик.

— А ну-ка, сейчас же прекрати реветь! — строго прикрикнул на него дядя Слава. — Подумаешь, велика важность — шмель его за палец цапнул! Сам в этом и виноват! Я же тебе показывал, что брать насекомое нужно одновременно и сразу же за оба крылышка! Давай вытирай свои слезы и начинай ловить снова!

— Я не буду-у-у! — жалостливо прохныкал в ответ Павлик. — У меня палец жжет!

— Ну, если ты не будешь ловить, то я с тобой больше не буду дружить! — строго сказал дядя Слава. — Среди моих друзей не может быть трусов! Ты посмотри на себя и на этих несчастных насекомых! Ты же рядом с ними просто великан!

Неизвестно что произвело на Павлика большее впечатление, последний аргумент дяди Славы или же угроза лишиться в одночасье его драгоценной дружбы, но неожиданно для самого себя он вдруг обнаружил, что каким-то чудом умудрился поймать шмеля. Причем, что было самое поразительное один из пальцев, которым он осторожно держал противного кусаку, был красным и уже изрядно распух. Еще не веря своему счастью Павлик, вытаращив глаза, смотрел, как разгневанное насекомое тщетно выгибает свое черное мохнатое брюшко, увенчанное остроконечным жалом, силясь достать им своего обидчика. Внезапно внутри Павлика начала подниматься волна злорадного удовлетворения.

— Попался, голубчик! — торжествующе воскликнул он и радостно продемонстрировал своего пленника дяде Славе.

— Молодец! — похвалил его тот. — А теперь давай-ка мы его накажем за то, что он укусил тебя.

— Но это, же совсем другой, шмель! — с некоторым сомнением проговорил Павлик, хотя сама мысль о наказании шмеля ему пришлась очень и очень по душе.

— Тот, не тот — какая тебе собственно разница? — раздражено фыркнул дядя Слава. — Тот которого ты только что поймал, как две капли воды похож на того который тебя ужалил. Разве не так? А раз так, пусть он и отдувается за плохое поведение своего собрата по шмелиному племени.

— А что мне с ним делать, раздавить? — заинтересованно спросил Павлик, с удивлением вдруг обнаружив, что боль в ужаленном пальце неожиданно почти полностью растворилась в предвкушении того что он может сделать с находящимся в полной его власти шмелем.

— Нет, это было бы слишком скучно и неинтересно, — недовольно покачал головой дядя Слава. — Врагов нужно наказывать с толком, с чувством, с расстановкой! Давай-ка отойдем отсюда куда подальше, а то вон, мадам Войтинская уже все глаза в своем окошке проглядела. Не рвем ли мы случаем ее ненаглядные цветы?

Сказав это, дядя Слава приветливо помахал рукой в темное окно первого этажа, где мелькнуло и тут же исчезло перекошенное злобой морщинистое лицо старухи.

В глубине двора стоял огромный двухэтажный бревенчатый сарай. Его все упорно называли каретником, хотя никаких карет в нем уже давным-давно не было и в помине. По всей видимости, когда-то этот сарай был купеческим лабазом, или проще говоря, обычным складом. Он был практически заброшен и уже давно предоставлен самому себе.