Добавить в моё избранное
42 мин, 7 сек 14524
Я истерично хохотнул, скривив лицо в мучении.
На кухне нашлись остатки какой-то каши: перловки, не то овсянки. «Галя, видно, себе варила, и мне чуток оставила!». Я соскреб с кастрюли склизкую массу и проглотил её прямо холодной. Одевшись во что попало, я вышел во двор.
На крыльце я замер, уставившись на кучу листьев. Мне показалось, что там лежит скомканная бумажка. «Ерунда!» — сказал я себе, но всё же огляделся: не прячется ли кто между деревьев? Никого там не было, и я уехал на работу.
— Здоро́во! Жутко выглядишь… — встретил меня Славик. — У тебя всё нормально?
— Да, — поспешно буркнул я. — Ну, рассказывай, что сегодня?
Он быстро ввёл меня в курс дела, и я сел за комп. Конечно, чувствовал я себя отвратно: тело ныло, и голова гудела, как с похмелья. Но день я всё же вытерпел, а вечером подошёл к Славе с застенчивым вопросом:
— Слушай, тут такое дело… Можно я у тебя переночую? Сильно не помешаю. Завтра пятница и…
— Да в чём вопрос?! Поехали! На моей машине или на твоей?
Подумав, я решил ехать на разных, видно, уже всё для себя решив, но боясь себе в этом признаться. Пока добирались, на улице стемнело. Славик, как настоящий друг, ни о чем не спрашивал, а сам я не хотел пока рассказывать. По сути, и говорить-то было не о чем: какие-то ночные бренди. «Плохое самочувствие. Может, заболеваю… Надеюсь, не заражу Славку!»
Вместе мы замутили холостяцкий ужин, и вскоре я понял, что пора на боковую. Славик постелил мне в зале, и я сразу уснул. Мне снова снились сны.
Это были обрывки образов: большой одинокий дом на краю леса, фигура в пальто на фоне голых деревьев, зеркало в полутьме. Я стою перед ним, но вижу не себя, а страшную старуху. Её живот впал, кожа сморщилась, на выпершие рёбра легло два приплюснутых куля, бывших когда-то грудью. Её черты потеряли сходство с человеческими, собравшись в предсмертную маску, чётко вычертив костные выступы и впадины. Нос провалился, став щелью среди кожных складок. Из этой дыры сочилось что-то вязкое, поблёскивая в свете луны.
Венцом моих кошмаров стала Галя. Она спустились ко мне каплей раскалённого свечного воска: в роскошном красном кружеве и в маске, скрывшей глаза. Её кожа была ненормально белой, тонкой, чуть ли не прозрачной. Сквозь неё проступала паутина чёрно-лиловых вен, гротескно сочетаясь с ажурным бельём.
Вздрогнув, как от резкой боли, я проснулся.
В квартире было тихо — Славик тоже давно лёг в своей комнате. Я судорожно нашарил брюки и начал одеваться, не стесняясь спешки и грядущих объяснений с другом.
В лесном доме было темно, не горела даже лампочка у двери. Я пробирался по крыльцу наощупь, не догадавшись включить фонарик на телефоне. Осторожно открыв дверь своим ключом, я скинул обувь и стал взбираться на второй этаж, часто останавливаясь от одышки.
Галя лежала на белых простынях, и на ней не было распутного белья, которое я так ждал увидеть. Лунный свет падал на её лицо, вновь искажая черты, но мне было плевать. Я поспешно разделся, всё же стараясь не шуметь и не будить её. Но не получилось. Как только мой зад коснулся простыни, вокруг меня обвились нежные, выбеленные ночным светом руки.
Я еле разлепил глаза, борясь с неумолимыми лучами солнца, и понял, что опять проспал. С трудом подняв неестественно тяжелую, почему-то дрожащую руку, я стал шарить на столе.
Записки теперь не было. А телефон — на месте. Но будильник не звонил. Ком страха толкнулся в грудь.
«Обиделась! Она меня ждала, может, и ужин приготовила, а я явился среди ночи… Ранил её чувства!»
Кое-как поднявшись, я размял затёкшие суставы. Всё болело. Меня тошнило. Я еле добрёл до ванной. Рвотный позыв застрял в горле, когда я глянул на своё отражение.
Да, всё было плохо. Отёкшие веки пульсировали, налившись краснотой, тёмные мешки под ними наползли на вваленные щёки, в волосах и в ночной щетине прибавилось седины.
В спальне зазвонил телефон, и я хромой припрыжкой бросился к нему.
— Сань, ты где? Сегодня Петя здесь. Тебя все потеряли!
— Ох, прости… — прохрипел я. — Уже лечу!
— Окей! А куда ты вчера-то смылся?
— Потом объясню. Ещё раз извини!
Я пошёл собираться. Было как-то не до завтрака, но стоило выпить кофе. Я пошёл на кухню, тяжело опустился на табурет, открыл банку с растворимым. Потом решил проверить холодильник.
Ничего страшного я там не увидел: никаких несъеденных домашних ростбифов или бисквитов. Но всё равно во мне говорила вина. Я передумал насчёт кофе.
К тому времени, как вышел из дома, я и насчёт работы передумал, ничуть не удивившись такому неожиданному решению. Спустившись с крыльца, я подошёл к куче листьев.
С трудом опустившись на колени, не обращая внимания на то, как ломит поясницу, я стал рыться в листве дрожащими, быстро мёрзнущими руками.
На кухне нашлись остатки какой-то каши: перловки, не то овсянки. «Галя, видно, себе варила, и мне чуток оставила!». Я соскреб с кастрюли склизкую массу и проглотил её прямо холодной. Одевшись во что попало, я вышел во двор.
На крыльце я замер, уставившись на кучу листьев. Мне показалось, что там лежит скомканная бумажка. «Ерунда!» — сказал я себе, но всё же огляделся: не прячется ли кто между деревьев? Никого там не было, и я уехал на работу.
— Здоро́во! Жутко выглядишь… — встретил меня Славик. — У тебя всё нормально?
— Да, — поспешно буркнул я. — Ну, рассказывай, что сегодня?
Он быстро ввёл меня в курс дела, и я сел за комп. Конечно, чувствовал я себя отвратно: тело ныло, и голова гудела, как с похмелья. Но день я всё же вытерпел, а вечером подошёл к Славе с застенчивым вопросом:
— Слушай, тут такое дело… Можно я у тебя переночую? Сильно не помешаю. Завтра пятница и…
— Да в чём вопрос?! Поехали! На моей машине или на твоей?
Подумав, я решил ехать на разных, видно, уже всё для себя решив, но боясь себе в этом признаться. Пока добирались, на улице стемнело. Славик, как настоящий друг, ни о чем не спрашивал, а сам я не хотел пока рассказывать. По сути, и говорить-то было не о чем: какие-то ночные бренди. «Плохое самочувствие. Может, заболеваю… Надеюсь, не заражу Славку!»
Вместе мы замутили холостяцкий ужин, и вскоре я понял, что пора на боковую. Славик постелил мне в зале, и я сразу уснул. Мне снова снились сны.
Это были обрывки образов: большой одинокий дом на краю леса, фигура в пальто на фоне голых деревьев, зеркало в полутьме. Я стою перед ним, но вижу не себя, а страшную старуху. Её живот впал, кожа сморщилась, на выпершие рёбра легло два приплюснутых куля, бывших когда-то грудью. Её черты потеряли сходство с человеческими, собравшись в предсмертную маску, чётко вычертив костные выступы и впадины. Нос провалился, став щелью среди кожных складок. Из этой дыры сочилось что-то вязкое, поблёскивая в свете луны.
Венцом моих кошмаров стала Галя. Она спустились ко мне каплей раскалённого свечного воска: в роскошном красном кружеве и в маске, скрывшей глаза. Её кожа была ненормально белой, тонкой, чуть ли не прозрачной. Сквозь неё проступала паутина чёрно-лиловых вен, гротескно сочетаясь с ажурным бельём.
Вздрогнув, как от резкой боли, я проснулся.
В квартире было тихо — Славик тоже давно лёг в своей комнате. Я судорожно нашарил брюки и начал одеваться, не стесняясь спешки и грядущих объяснений с другом.
В лесном доме было темно, не горела даже лампочка у двери. Я пробирался по крыльцу наощупь, не догадавшись включить фонарик на телефоне. Осторожно открыв дверь своим ключом, я скинул обувь и стал взбираться на второй этаж, часто останавливаясь от одышки.
Галя лежала на белых простынях, и на ней не было распутного белья, которое я так ждал увидеть. Лунный свет падал на её лицо, вновь искажая черты, но мне было плевать. Я поспешно разделся, всё же стараясь не шуметь и не будить её. Но не получилось. Как только мой зад коснулся простыни, вокруг меня обвились нежные, выбеленные ночным светом руки.
Я еле разлепил глаза, борясь с неумолимыми лучами солнца, и понял, что опять проспал. С трудом подняв неестественно тяжелую, почему-то дрожащую руку, я стал шарить на столе.
Записки теперь не было. А телефон — на месте. Но будильник не звонил. Ком страха толкнулся в грудь.
«Обиделась! Она меня ждала, может, и ужин приготовила, а я явился среди ночи… Ранил её чувства!»
Кое-как поднявшись, я размял затёкшие суставы. Всё болело. Меня тошнило. Я еле добрёл до ванной. Рвотный позыв застрял в горле, когда я глянул на своё отражение.
Да, всё было плохо. Отёкшие веки пульсировали, налившись краснотой, тёмные мешки под ними наползли на вваленные щёки, в волосах и в ночной щетине прибавилось седины.
В спальне зазвонил телефон, и я хромой припрыжкой бросился к нему.
— Сань, ты где? Сегодня Петя здесь. Тебя все потеряли!
— Ох, прости… — прохрипел я. — Уже лечу!
— Окей! А куда ты вчера-то смылся?
— Потом объясню. Ещё раз извини!
Я пошёл собираться. Было как-то не до завтрака, но стоило выпить кофе. Я пошёл на кухню, тяжело опустился на табурет, открыл банку с растворимым. Потом решил проверить холодильник.
Ничего страшного я там не увидел: никаких несъеденных домашних ростбифов или бисквитов. Но всё равно во мне говорила вина. Я передумал насчёт кофе.
К тому времени, как вышел из дома, я и насчёт работы передумал, ничуть не удивившись такому неожиданному решению. Спустившись с крыльца, я подошёл к куче листьев.
С трудом опустившись на колени, не обращая внимания на то, как ломит поясницу, я стал рыться в листве дрожащими, быстро мёрзнущими руками.
Страница
5 из 12
5 из 12
