38 мин, 30 сек 13673
Ничего. Шкафчики и тумбочки — пустые. Даже в карманах похоронного костюма не нашлось ничего, кроме потрепанного носового платка. Неужели он не взял записку с собой? Неужели мог уничтожить? А может, следовало искать что-то иное? Она могла прислать ему аудио-сообщение или видеозапись.
Уже теряя надежду, я вновь схватила сумку, проверяя каждый карман, пока во внутреннем не нашла нечто тяжелое — бархатный мешочек, такой обычно использовали для драгоценных подарков, повязывая его золотой лентой. Чуть больше спичечного коробка, спрятанный в подкладке, он не был заметен с первого взгляда и, зацепившись за ткань, не выпал на кровать, когда я вытряхивала сумку.
Взвесив его на руке, я удивилась, насколько он массивный. Внутри лежала миниатюрная гирька, поблескивая идеально отшлифованными золотыми гранями. В центре было искусно выгравировано крошечное разбитое сердце, с трещиной-зигзагом посередине. Украшение? Слишком тяжелое. Гиря хоть и выглядела маленькой, примерно с фалангу большого пальца, но наверняка бы оттягивала шею как настоящий хомут. Вместе с ней в мешочке лежала поздравительная открытка «С Днем Рождения», прямоугольная картонка вся в блестках и мелких цветочках, на обратной стороне я узнала ровный почерк сестры. Всего три строчки, больше здесь бы и не поместилось, но каждое слово, казалось, обладало такой скрытой силой, что я до сих пор слышала в голове ровный уверенный голос Тани.
«Это все, что от меня осталось. Пусть этот груз всю твою оставшуюся жизнь тяготит твое сердце. Ты мог меня спасти, но предпочел окончательно уничтожить».
Я перечитывала карточку снова и снова, но не могла поверить, что это написала моя родная сестра. Не могла поверить в эту изощренную месть, этот холодный бесчеловечный расчет, там, где речь шла о ее жизни.
Золотая гиря в ладони в один короткий миг показалась мне непомерно тяжелой. Неужели Таня могла пойти на такое — отдать свою жизнь в попытке наказать Вадима за неверность? Навсегда оставить свою семью, тех, кто ее так любил, и ради чего? Этих двоих, которые так ничего и не осознали? Ведь ее смерть ровным счетом ничего не изменила. Поэтому она и не смогла уйти.
Я должна была хоть что-то заподозрить, когда сестра сняла свое любимое обручальное кольцо, которое не покидало ее руки с момента свадьбы. Теперь оно ютилось в этой игрушечной гире — «Все, что от меня осталось». Должна была правильно расшифровать ее молчание и потерянный взгляд. Почему не почувствовала желания близняшки сорваться и уйти? Разве такое могло произойти незаметно для окружающих? Я силилась припомнить знаки — необдуманно брошенное сестрой слово, поступок, совсем ей не свойственный — но она не просила о помощи. Таня сделала все, чтобы я никогда не узнала о произошедшем. Пожалуй, мне и самой проще было принять тот факт, что ее убили, чем разрушительную реальность — сестра сама сделала свой последний шаг.
Снаружи не доносилось ни звука, я была бы только рада, если бы мир по ту сторону стекла просто перестал существовать, лишь бесконечная однообразная пустошь и кружащий в воздухе пепел, точно-в-точь как у меня внутри. Я забрала прощальный «подарок» Тани с собой, по дороге подобрала с пола ключи от машины Вадимы, которые я так небрежно отбросила, когда обыскивала комнату в поисках предсмертной записки, и спустилась вниз, прислушавшись, прежде чем выйти на улицу. Ничего. Я открыла дверцу и первое, что увидела, был кровавый отпечаток ладони с обратной стороны, практически на уровне груди, смазанный и потекший тонкими струйками едва ли не до самого пола. Это все, что осталось от Дианы.
Я осмотрелась, но не увидела больше ни одного доказательства того, что здесь произошло нечто ужасное. Ночь милостиво прятала все улики, сокрыв до утра все тошнотворные подробности. Я только успела дойти до машины, как почувствовала за спиной едва уловимое движение. Резкий порыв ветра, взявшийся непонятно откуда, набросился на меня, запуская свои холодные пальцы мне под кожу. В темной зеркальной поверхности водительского окна возник призрачный белесый силуэт, знакомый, но отталкивающе пугающий.
— Зачем ты так? — только и смогла выговорить я, чувствуя, как горло сдавило невидимой хваткой, не позволяя сделать вдох полной грудью.
До меня донесся странный булькающий звук, словно Таня пыталась что-то сказать, но начала захлебываться. Я обернулась — ее рвало кровью. Она согнулась пополам, дрожа всем телом, тщетно пытаясь вытереть тыльной стороной ладони с подбородка темно-багряные сгустки, но только сильнее размазывая их по всему лицу. От белого кружевного платья практически ничего не осталось — пышный подол полностью окрасился в красный, кружево потрепалось, расползаясь в стороны рваными нитками, кристаллы сваровски на поясе поблекли, больше не ловя и не отражая света. Я пыталась узнать сестру в этом отвратительном скрюченном существе, но с ужасом осознавала, как мало от нее уцелело.
Уже теряя надежду, я вновь схватила сумку, проверяя каждый карман, пока во внутреннем не нашла нечто тяжелое — бархатный мешочек, такой обычно использовали для драгоценных подарков, повязывая его золотой лентой. Чуть больше спичечного коробка, спрятанный в подкладке, он не был заметен с первого взгляда и, зацепившись за ткань, не выпал на кровать, когда я вытряхивала сумку.
Взвесив его на руке, я удивилась, насколько он массивный. Внутри лежала миниатюрная гирька, поблескивая идеально отшлифованными золотыми гранями. В центре было искусно выгравировано крошечное разбитое сердце, с трещиной-зигзагом посередине. Украшение? Слишком тяжелое. Гиря хоть и выглядела маленькой, примерно с фалангу большого пальца, но наверняка бы оттягивала шею как настоящий хомут. Вместе с ней в мешочке лежала поздравительная открытка «С Днем Рождения», прямоугольная картонка вся в блестках и мелких цветочках, на обратной стороне я узнала ровный почерк сестры. Всего три строчки, больше здесь бы и не поместилось, но каждое слово, казалось, обладало такой скрытой силой, что я до сих пор слышала в голове ровный уверенный голос Тани.
«Это все, что от меня осталось. Пусть этот груз всю твою оставшуюся жизнь тяготит твое сердце. Ты мог меня спасти, но предпочел окончательно уничтожить».
Я перечитывала карточку снова и снова, но не могла поверить, что это написала моя родная сестра. Не могла поверить в эту изощренную месть, этот холодный бесчеловечный расчет, там, где речь шла о ее жизни.
Золотая гиря в ладони в один короткий миг показалась мне непомерно тяжелой. Неужели Таня могла пойти на такое — отдать свою жизнь в попытке наказать Вадима за неверность? Навсегда оставить свою семью, тех, кто ее так любил, и ради чего? Этих двоих, которые так ничего и не осознали? Ведь ее смерть ровным счетом ничего не изменила. Поэтому она и не смогла уйти.
Я должна была хоть что-то заподозрить, когда сестра сняла свое любимое обручальное кольцо, которое не покидало ее руки с момента свадьбы. Теперь оно ютилось в этой игрушечной гире — «Все, что от меня осталось». Должна была правильно расшифровать ее молчание и потерянный взгляд. Почему не почувствовала желания близняшки сорваться и уйти? Разве такое могло произойти незаметно для окружающих? Я силилась припомнить знаки — необдуманно брошенное сестрой слово, поступок, совсем ей не свойственный — но она не просила о помощи. Таня сделала все, чтобы я никогда не узнала о произошедшем. Пожалуй, мне и самой проще было принять тот факт, что ее убили, чем разрушительную реальность — сестра сама сделала свой последний шаг.
Снаружи не доносилось ни звука, я была бы только рада, если бы мир по ту сторону стекла просто перестал существовать, лишь бесконечная однообразная пустошь и кружащий в воздухе пепел, точно-в-точь как у меня внутри. Я забрала прощальный «подарок» Тани с собой, по дороге подобрала с пола ключи от машины Вадимы, которые я так небрежно отбросила, когда обыскивала комнату в поисках предсмертной записки, и спустилась вниз, прислушавшись, прежде чем выйти на улицу. Ничего. Я открыла дверцу и первое, что увидела, был кровавый отпечаток ладони с обратной стороны, практически на уровне груди, смазанный и потекший тонкими струйками едва ли не до самого пола. Это все, что осталось от Дианы.
Я осмотрелась, но не увидела больше ни одного доказательства того, что здесь произошло нечто ужасное. Ночь милостиво прятала все улики, сокрыв до утра все тошнотворные подробности. Я только успела дойти до машины, как почувствовала за спиной едва уловимое движение. Резкий порыв ветра, взявшийся непонятно откуда, набросился на меня, запуская свои холодные пальцы мне под кожу. В темной зеркальной поверхности водительского окна возник призрачный белесый силуэт, знакомый, но отталкивающе пугающий.
— Зачем ты так? — только и смогла выговорить я, чувствуя, как горло сдавило невидимой хваткой, не позволяя сделать вдох полной грудью.
До меня донесся странный булькающий звук, словно Таня пыталась что-то сказать, но начала захлебываться. Я обернулась — ее рвало кровью. Она согнулась пополам, дрожа всем телом, тщетно пытаясь вытереть тыльной стороной ладони с подбородка темно-багряные сгустки, но только сильнее размазывая их по всему лицу. От белого кружевного платья практически ничего не осталось — пышный подол полностью окрасился в красный, кружево потрепалось, расползаясь в стороны рваными нитками, кристаллы сваровски на поясе поблекли, больше не ловя и не отражая света. Я пыталась узнать сестру в этом отвратительном скрюченном существе, но с ужасом осознавала, как мало от нее уцелело.
Страница
10 из 11
10 из 11