Добавить в моё избранное
36 мин, 28 сек 10718
В ней, кроме всего познавательного, автор описывал одно любопытное действо, а именно мгновенное разрезание женского живота с целью воочию лицезреть, извергающуюся из пульсирующего члена, сперму. Вот этого изящного и забавного эксперимента, как раз и не хватало, окончательно впавшего в банальный аглицкий сплин, начальнику лагеря.
Для уверенности в удачном результате, сразу развеселившийся Лашке, раздобыл у местного доктора Клауса Менгеле, не особо необходимую в приданном ему специфичном заведении, и потому редкую, небольшую книженцию по анатомии строения женской половой области. Тщательно изучив отображённые в ней схемы, штурмбанфюрер решил завтра же поэкспериментировать. Для осуществления этой рискованной задачи в его подвал доставили не слишком молоденькую 17-летнюю евреичку, дочь какого-то известного в Лионе раввина. Девушка была тёмненькая, глазастенькая, с невероятно испуганным взлядом. И не зря. Гюнтер тщательно привязал её обнажённое тело к небольшому, с немалым трудом выклянченному у скаредного доктора Клауса, специальному операционному столу. На всякий случай он решил засунуть в наряжённый девичий рот какую-то грязную, поднятую с пола, тряпку. В такой ответственный и волнующий момент ему совсем не хотелось, чтобы эта нелепая свинья, своими истошными воплями помешала полностью насладиться задуманным. Кстати, заглублять свой драгоценный фаллос, рискуя полоснуть по нему тонким заточенным лезвием, штурмбанфюрер вовсе и не собирался. Ему, с чисто немецкой дотошностью, просто хотелось понять, сможет ли он, практически рассмотреть выбрасываемое из его головки семя или нет. Да и возможность «кончить», размахивая острым ножичком в правой руке, Гюнтеру виделась весьма проблематичной…
Итак, испытуемая была предоставлена… На своё голое СС-овское тело он надел длинный прорезиненный передник. Лучший скальпель, ловко похищенный им из лаборатории всё того же гнусного Клауса, зажат между двумя пальцами. На секунду зажмурившись, Лашке неловко полоснул остриём, начиная от глубокого пупка, и по направлению, к покрытому жёсткими волосами, симфису. Естественно, разрез вышел кривым и укатил заметно правее. Из разрезанных кишок хлынула некая вонючая, перемешанная с кровью, субстанция. Что-либо рассмотреть внутри было просто нереально. «Да, ну и трепло, этот ваш, Захер, шайзе, Мазох», — наконец-то дошло до Лашке. Тогда он приказал побыстрей заштопать своей подопытной живот, и сразу отправить… на поправку в … крематорий…
Следующую неделю разочаровавшийся во всем офицер СС занимался только чисто хозяйственными делами. Никаких целок, никаких феляций. Разок, правда, не удержался и подбросил предварительно обеззубленному, и уж слишком напоминавшем его братишку, еврею, здоровенный хорошо просоленный кирпичевидный сухарик. Увы, и это всё!
Но вскоре, когда Лашке в очередной раз просматривал, присылаемые сюда со всех концов Франции, списки интересных арестантов, ему на глаза попалась первая за несколько месяцев фамилия, явно принадлежащая какому-то, казалось знакомому, немцу. Гюнтер протёр кружевным лионским носовым платком повлажневшие от напряжения глаза… И медленно произнёс вслух: «Хайнрих фон Штанце». «Не может быть! Ах, ты сукин котяра. И какого хрена ты забыл во Франции, болтаясь среди этих грязных маки?» Штурмбанфюрер загадочно улыбнулся … Эх, долбанный старина Хайнрих… Они встретились задолго до прихода Гитлера к власти. И если Гюнтер всегда был близок к идеям национал-социализма, то Штанце, наоборот предпочитал коммунистические идеалы. В Ляйпциге их дома располагались примерно в километре друг от друга. Они даже учились в одной школе. Яркий и заметный Хайнрих был известен большинству из учеников старших классов, а вот угрюмый и задумчивый Гюнтер, вообще, не вызывал у школьников хотя бы малый интерес.
По окончании школы они одновременно поступили в местные ВУЗы, и как-то раз, пересеклись на одном из многочисленных митингов, собранному по какому-то незначительному идеологическому поводу. Лашке сразу узнал весёлого и неугомонного Штанце. Слово за слово, и два формально противоречивых молодых человека, стали по-настоящему дружны. Они вместе знакомились с симпатичными, но несколько провинциальными, ляйпцигскими фройляйн. Последние, далеко не всегда отвечали новоиспечённым друзьям взаимностью. Особенно не везло Хайнриху. Озорной, но застенчивый, он часто отпугивал местных девиц неожиданными цитатами из Бертольда Брехта, или, упаси Бог, из «Фауста» Гёте.
Что, более всего, раздражало Гюнтера в отношении Хайнриха фон Штанце? Да, взять к примеру, его имя, такое же, как у Гейне (Heirich Heine-Хайнрих Хайне). К тому же это дворянское «Фон (von)». Откуда оно могло взяться? Ведь, по рассказам самого Хайнриха, его отец был из жалких переселенцев, перекидываемой туда-сюда, Судецкой области. И, как пить дать, без зловонной чешкой крови там вряд ли обошлось.
Для уверенности в удачном результате, сразу развеселившийся Лашке, раздобыл у местного доктора Клауса Менгеле, не особо необходимую в приданном ему специфичном заведении, и потому редкую, небольшую книженцию по анатомии строения женской половой области. Тщательно изучив отображённые в ней схемы, штурмбанфюрер решил завтра же поэкспериментировать. Для осуществления этой рискованной задачи в его подвал доставили не слишком молоденькую 17-летнюю евреичку, дочь какого-то известного в Лионе раввина. Девушка была тёмненькая, глазастенькая, с невероятно испуганным взлядом. И не зря. Гюнтер тщательно привязал её обнажённое тело к небольшому, с немалым трудом выклянченному у скаредного доктора Клауса, специальному операционному столу. На всякий случай он решил засунуть в наряжённый девичий рот какую-то грязную, поднятую с пола, тряпку. В такой ответственный и волнующий момент ему совсем не хотелось, чтобы эта нелепая свинья, своими истошными воплями помешала полностью насладиться задуманным. Кстати, заглублять свой драгоценный фаллос, рискуя полоснуть по нему тонким заточенным лезвием, штурмбанфюрер вовсе и не собирался. Ему, с чисто немецкой дотошностью, просто хотелось понять, сможет ли он, практически рассмотреть выбрасываемое из его головки семя или нет. Да и возможность «кончить», размахивая острым ножичком в правой руке, Гюнтеру виделась весьма проблематичной…
Итак, испытуемая была предоставлена… На своё голое СС-овское тело он надел длинный прорезиненный передник. Лучший скальпель, ловко похищенный им из лаборатории всё того же гнусного Клауса, зажат между двумя пальцами. На секунду зажмурившись, Лашке неловко полоснул остриём, начиная от глубокого пупка, и по направлению, к покрытому жёсткими волосами, симфису. Естественно, разрез вышел кривым и укатил заметно правее. Из разрезанных кишок хлынула некая вонючая, перемешанная с кровью, субстанция. Что-либо рассмотреть внутри было просто нереально. «Да, ну и трепло, этот ваш, Захер, шайзе, Мазох», — наконец-то дошло до Лашке. Тогда он приказал побыстрей заштопать своей подопытной живот, и сразу отправить… на поправку в … крематорий…
Следующую неделю разочаровавшийся во всем офицер СС занимался только чисто хозяйственными делами. Никаких целок, никаких феляций. Разок, правда, не удержался и подбросил предварительно обеззубленному, и уж слишком напоминавшем его братишку, еврею, здоровенный хорошо просоленный кирпичевидный сухарик. Увы, и это всё!
Но вскоре, когда Лашке в очередной раз просматривал, присылаемые сюда со всех концов Франции, списки интересных арестантов, ему на глаза попалась первая за несколько месяцев фамилия, явно принадлежащая какому-то, казалось знакомому, немцу. Гюнтер протёр кружевным лионским носовым платком повлажневшие от напряжения глаза… И медленно произнёс вслух: «Хайнрих фон Штанце». «Не может быть! Ах, ты сукин котяра. И какого хрена ты забыл во Франции, болтаясь среди этих грязных маки?» Штурмбанфюрер загадочно улыбнулся … Эх, долбанный старина Хайнрих… Они встретились задолго до прихода Гитлера к власти. И если Гюнтер всегда был близок к идеям национал-социализма, то Штанце, наоборот предпочитал коммунистические идеалы. В Ляйпциге их дома располагались примерно в километре друг от друга. Они даже учились в одной школе. Яркий и заметный Хайнрих был известен большинству из учеников старших классов, а вот угрюмый и задумчивый Гюнтер, вообще, не вызывал у школьников хотя бы малый интерес.
По окончании школы они одновременно поступили в местные ВУЗы, и как-то раз, пересеклись на одном из многочисленных митингов, собранному по какому-то незначительному идеологическому поводу. Лашке сразу узнал весёлого и неугомонного Штанце. Слово за слово, и два формально противоречивых молодых человека, стали по-настоящему дружны. Они вместе знакомились с симпатичными, но несколько провинциальными, ляйпцигскими фройляйн. Последние, далеко не всегда отвечали новоиспечённым друзьям взаимностью. Особенно не везло Хайнриху. Озорной, но застенчивый, он часто отпугивал местных девиц неожиданными цитатами из Бертольда Брехта, или, упаси Бог, из «Фауста» Гёте.
Что, более всего, раздражало Гюнтера в отношении Хайнриха фон Штанце? Да, взять к примеру, его имя, такое же, как у Гейне (Heirich Heine-Хайнрих Хайне). К тому же это дворянское «Фон (von)». Откуда оно могло взяться? Ведь, по рассказам самого Хайнриха, его отец был из жалких переселенцев, перекидываемой туда-сюда, Судецкой области. И, как пить дать, без зловонной чешкой крови там вряд ли обошлось.
Страница
8 из 11
8 из 11
