37 мин, 51 сек 7088
Мама — это святое. А момент — что? Момент обычный. Люда с миром ушла. Мы со Славкой грустили, конечно, но так, по светлому.
Этот старик производил впечатление доброго человека, который тянул непосильный груз, а потом ему, вдруг сказали: «Ты свободен». И эта неожиданная свобода переполнила его благодарностью к миру. А груз этот — внук, а точнее прошлые пристрастия внука.
Он знал Марию Ерофеевну по отзывам дочери — уважаемый человек, наставница для Людмилы Михайловны, человек, который изменил ее жизнь и жизнь очень многих людей. Проблема со Славой была решена именно благодаря Марии.
— Люда осенью ездила в Енакиево к Марии Ерофеевне со Славкой. А как вернулись — все. Ни-ни. Так ведь, Славка?
Парень кивнул.
— Слава, а что вас как-то лечили там?
— Да нет. Один день там пробыли. Погостили да уехали, — парень так и говорил — не поднимая головы.
— Ну, все к лучшему. Ладно, простите, что побеспокоили вас. Зря, получается.
— Да ничего страшного. Берегите вашу маму.
— Хорошо. А не подскажете, как от вас тут выбраться сейчас можно? А то боюсь, что такси сюда не поедет.
— Да как? Утром только. Оставайтесь у нас. Постелем вам с женой в комнате.
«Жена» против обыкновения не бормотала и вообще производила впечатление нормального человека. Только не вынимала руку из кармана куртки — там лежали Вовкины колготки. Боялась потерять свое сокровище.
…
Я проснулся посреди ночи. Вика полулежала, полностью повернувшись ко мне, смотрела в упор. Глаза в глаза, ее дыхание смешивалось с моим. Она не хотела заняться со мной сексом — она сидела и рассматривала меня — тяжело, настойчиво, напряженно.
— Ты чего?
— Я тебя где-то видела раньше.
— Конечно. Ты меня чуть ножом не порезала сутки назад. Помнишь?
Она ничего не ответила. Отвернулась, легла подальше.
Только сейчас я сообразил, что ее грудь только что лежала на моем плече.
Приятно.
Но она легла в постель, так и не сняв с себя куртку, джинсы, кроссовки. И не мылась несколько месяцев, как минимум.
Неприятно.
…
Проснулись поздно. Часов в одиннадцать. Дождь шел как проклятый. Я вышел на веранду, хозяев не было, на столе стоял завтрак. Мы с «женой» равнодушно его жевали, когда вернулся Олег Андреевич. Автобус до города отменили.
— Да ничего страшного, Егор. Я вас довезу.
Старик, оказывается, был паромщиком. Руденково от города отделял только залив, по воде, по прямой, здесь всего ничего — тридцать минут и мы на городском причале. Пришлось согласиться — не оставаться же здесь.
…
Маленький разбитый причал, паром ему под стать — не паром, даже, а просто суденышко. Дождь никак не унимался, мы с ненормальной в матросских дождевиках, как утята за мамашей проследовали на кораблик за старым капитаном
— Давайте, давайте, проходите. Осторожнее, — старик поддержал Вику за руку, когда она споткнулась об что-то накрытое водонепроницаемой пленкой. Мешки. Вся палуба была завалена этими мешками под пленкой.
— Простите за неудобство. Песок этот для карьера давно перевез, да все никак не заберут. Вот приходится с ним мотаться туда-сюда.
— Да ничего страшного.
Мы прошли в рубку, судно отчалило.
Я сел на скамейку за спиной Олега Андреевичаа, начал заново просматривать анкеты.
Если сойти с ума и учитывать все возможные версии, то получается следующее. У Людмилы Михайловны была страшная беда, которая разом и без видимых причин отвелась. Она считала, что причиной тому была Мария Ерофеевна — хозяйка моего блестящего новогоднего праздника. После праздника и лесби-оргии, известной также как «коронация», через месяц, Людмила умирает. Хотя знала заранее, что умрет. Что если?
Что если излечением сына женщине заплатили за участие в коронации? То есть надо проверить всех остальных участниц, все остальные анкеты.
Но как удобно — я единственный посторонний на Новом годе, я — тот, у кого есть мотив проводить расследование — и я же получаю пачку анкет на блюдечке. Кто-то ведет меня? Что-то хочет от меня? Полина? Хочет разрушить планы Марии Ерофеевны? А они разве уже не воплотились в жизнь?
Кораблик резко качнуло вбок, я потерял равновесие, упал, анкеты рассыпались.
— А-а-а, водный рельеф! — старый капитан, даже еле удерживаясь у руля, не решался материться.
Вика забилась в угол, вцепилаь левой за скамью, а правой — за колготки.
Я ухватился за стены встал, чтобы опять свалиться — оказывается, пока размышлял над своими бумажками, налетел бешеный ветер, нет ураган, нет — чертова буря — на мой взгляд сухопутной крысы.
Волны — откуда здесь волны? это чертов речной залив на водохранилище! — ветер игрались с корабликом, как ребенок в ванной с резиновой уточкой.
Этот старик производил впечатление доброго человека, который тянул непосильный груз, а потом ему, вдруг сказали: «Ты свободен». И эта неожиданная свобода переполнила его благодарностью к миру. А груз этот — внук, а точнее прошлые пристрастия внука.
Он знал Марию Ерофеевну по отзывам дочери — уважаемый человек, наставница для Людмилы Михайловны, человек, который изменил ее жизнь и жизнь очень многих людей. Проблема со Славой была решена именно благодаря Марии.
— Люда осенью ездила в Енакиево к Марии Ерофеевне со Славкой. А как вернулись — все. Ни-ни. Так ведь, Славка?
Парень кивнул.
— Слава, а что вас как-то лечили там?
— Да нет. Один день там пробыли. Погостили да уехали, — парень так и говорил — не поднимая головы.
— Ну, все к лучшему. Ладно, простите, что побеспокоили вас. Зря, получается.
— Да ничего страшного. Берегите вашу маму.
— Хорошо. А не подскажете, как от вас тут выбраться сейчас можно? А то боюсь, что такси сюда не поедет.
— Да как? Утром только. Оставайтесь у нас. Постелем вам с женой в комнате.
«Жена» против обыкновения не бормотала и вообще производила впечатление нормального человека. Только не вынимала руку из кармана куртки — там лежали Вовкины колготки. Боялась потерять свое сокровище.
…
Я проснулся посреди ночи. Вика полулежала, полностью повернувшись ко мне, смотрела в упор. Глаза в глаза, ее дыхание смешивалось с моим. Она не хотела заняться со мной сексом — она сидела и рассматривала меня — тяжело, настойчиво, напряженно.
— Ты чего?
— Я тебя где-то видела раньше.
— Конечно. Ты меня чуть ножом не порезала сутки назад. Помнишь?
Она ничего не ответила. Отвернулась, легла подальше.
Только сейчас я сообразил, что ее грудь только что лежала на моем плече.
Приятно.
Но она легла в постель, так и не сняв с себя куртку, джинсы, кроссовки. И не мылась несколько месяцев, как минимум.
Неприятно.
…
Проснулись поздно. Часов в одиннадцать. Дождь шел как проклятый. Я вышел на веранду, хозяев не было, на столе стоял завтрак. Мы с «женой» равнодушно его жевали, когда вернулся Олег Андреевич. Автобус до города отменили.
— Да ничего страшного, Егор. Я вас довезу.
Старик, оказывается, был паромщиком. Руденково от города отделял только залив, по воде, по прямой, здесь всего ничего — тридцать минут и мы на городском причале. Пришлось согласиться — не оставаться же здесь.
…
Маленький разбитый причал, паром ему под стать — не паром, даже, а просто суденышко. Дождь никак не унимался, мы с ненормальной в матросских дождевиках, как утята за мамашей проследовали на кораблик за старым капитаном
— Давайте, давайте, проходите. Осторожнее, — старик поддержал Вику за руку, когда она споткнулась об что-то накрытое водонепроницаемой пленкой. Мешки. Вся палуба была завалена этими мешками под пленкой.
— Простите за неудобство. Песок этот для карьера давно перевез, да все никак не заберут. Вот приходится с ним мотаться туда-сюда.
— Да ничего страшного.
Мы прошли в рубку, судно отчалило.
Я сел на скамейку за спиной Олега Андреевичаа, начал заново просматривать анкеты.
Если сойти с ума и учитывать все возможные версии, то получается следующее. У Людмилы Михайловны была страшная беда, которая разом и без видимых причин отвелась. Она считала, что причиной тому была Мария Ерофеевна — хозяйка моего блестящего новогоднего праздника. После праздника и лесби-оргии, известной также как «коронация», через месяц, Людмила умирает. Хотя знала заранее, что умрет. Что если?
Что если излечением сына женщине заплатили за участие в коронации? То есть надо проверить всех остальных участниц, все остальные анкеты.
Но как удобно — я единственный посторонний на Новом годе, я — тот, у кого есть мотив проводить расследование — и я же получаю пачку анкет на блюдечке. Кто-то ведет меня? Что-то хочет от меня? Полина? Хочет разрушить планы Марии Ерофеевны? А они разве уже не воплотились в жизнь?
Кораблик резко качнуло вбок, я потерял равновесие, упал, анкеты рассыпались.
— А-а-а, водный рельеф! — старый капитан, даже еле удерживаясь у руля, не решался материться.
Вика забилась в угол, вцепилаь левой за скамью, а правой — за колготки.
Я ухватился за стены встал, чтобы опять свалиться — оказывается, пока размышлял над своими бумажками, налетел бешеный ветер, нет ураган, нет — чертова буря — на мой взгляд сухопутной крысы.
Волны — откуда здесь волны? это чертов речной залив на водохранилище! — ветер игрались с корабликом, как ребенок в ванной с резиновой уточкой.
Страница
8 из 11
8 из 11