32 мин, 51 сек 1390
Состоял он при Ставке, в инспекторской должности, а для его конвоя Корсиканец не пожалел гвардейского конно-егерского взвода. С каким бы поручением не отправили его вперед войск, окружным путем, от нашей партии ему уйти не удалось.
Доставить бы его в штаб поскорей, да и черт с ним! Поскорее бы в отряд вернуться — там мое место.
— Шаг поменяли, — пробасил Епанчин, легонько подтягивая поводья.
Из вьюжных вихрей показался Волосич.
— Скоро вкорень заметет! — озабоченно сообщил он, хватаясь за козлы и пытаясь отдышаться после бега. — Заночевать надобить!
— Прямо здесь? — воскликнул Беккер, поправляя пенсне.
— Какой здесь, барин? — удивился Волосич. — Там недалече огоньки тлеются, знамо деревня… Только какая, пойди разбери! Ну, чтоли дальше побегу, скажу…
… От дороги вело к темному силуэту брошенной усадьбы некое подобие тропы.
Мы двинулись по ней, с пистолетами и карабинами наготове.
За мельтешением снежных хлопьев по обе стороны от тропы проглядывали порой смутно знакомые силуэты, но тотчас вновь скрывались.
— Что это, Миша? — спросил шедший рядом Забелин. — Я, было, подумал…
Хомутов, щелкая огнивом, запалил небольшой факел. Повел им из стороны в сторону, бросая неровные пятна света на окружающие сугробы.
— Царица Небесная! — невольно сорвалось с губ.
К нам подошли остальные.
— Могильник, — процедил Хомутов, отводя факел.
Там, за непрестанно падающим снегом, грудились одно на другое окоченелые мертвые тела. Укутанные тряпьем и вовсе раздетые, скрюченными обледенелыми пальцами намертво вцепившиеся в ружья, выставив растопыренные пятерни, вперяясь в невидимое за метелью небо пустыми глазницами черепов, скалясь на нас, живых, дьявольскими безгубыми ухмылками. Показался окоченевший лошадиный круп, выставленное копыто, покосившаяся пушка, к колесу которой примерз инеем покрытый артиллерист.
— Никак тут дело какое было? — спросил Черкасов. — А мы ни сном, ни духом…
Позади нас вдруг раздался истошный вопль, срывающийся в совершенно женский визг.
Я обернулся достаточно проворно, чтобы увидеть удаляющуюся прочь в мутном движении вьюги темными крыльями взвившуюся шинель, растрепавший султан на двууголке.
— Крыса штабная! — с наслаждением процедил Бежецкий. — Прокудин, Епанчин — за ним, живо! Убьется, дурак…
Прокудин тотчас кинулся следом за штабным. За ним, дергая с плеча штуцер, Епанчин.
— Э, куда навострился, санкюлот?! — Черкасов ухватился за воротник месье Бланшара, который на миг остался без присмотра. — Захарка, гляди за ним в оба, головой отвечаешь!
Черкасовский санчо-панца в ответ важно кивнул косматой шапкой, легонько подтолкнул пленного карабином, мол, не балуй.
— Остальные за мной! — приказал Бежецкий.
Мы уже были у ступеней здания. Усадьба екатерининских времен, в строгих классических традициях, но с некоторой долей смелого новаторства, что свойственно той эпохе. Обширный балкон с колоннами выходил к дороге, и там, за небрежно заколоченными окнами, мигнул явственный желтый отсвет.
— Свет! — Хомутов поспешно притушил факел в снегу. — Ваше благородие, задами ли обойти?
— Давай! — кивнул Бежецкий, пригибаясь и поправляя подбородный ремень кивера. — Потише, ребята. Похоже, ждут нас.
Они с Черкасовым первыми оказались у высоких дверей.
Здесь, под прогрессивного проекта мезонином, мело поменьше, и мы смогли перевести дух, кое-как обтереть лица от снега, собраться к действию.
Мы с Забелиным взялись за ручки дверей, чтобы по команде распахнуть их, Бежецкий с Черкасовым, каждый с парой пистолетов наготове, прямо напротив. За гипсовыми львами, украшавшими лестницу, укрылись Беккер и Захарка с ружьями.
— По счету три! — прошептал Бежецкий. — И раз…
Двери с грохотом распахнулись, оттирая нас с прапорщиком на стороны.
Изнутри хрипло завопили, мне показалось, по-русски, но со странными ударениями.
Затем прогрохотал слитный залп. Стреляли одновременно — и из распахнутых дверей, и Черкасов с Бежецким.
Бежецкий тотчас дернулся всем телом назад, навзничь повалился на ступени. Черкасов качнулся, отшвырнул пистолеты, закричав неразборчивое, потянул саблю.
Наружу вылетели темные фигуры в характерных четырехугольных шапках. Поляки!
Я отскочил к перилам, выпалил из карабина в упор, бросил его, выхватил саблю.
Все кончилось в считанные секунды. Лязг клинков, пороховая гарь, брань, серия ударов, крики…
Мы ворвались внутрь, в просторном холле застали еще двоих в конфедератках.
А над ними Хомутова с шашкой наголо.
— Больше никого, — сказал он, обтирая клинок о портьеру. — Живых нет…
… Живых в усадьбе и впрямь больше не было.
Мертвецов же оказалось с избытком.
Доставить бы его в штаб поскорей, да и черт с ним! Поскорее бы в отряд вернуться — там мое место.
— Шаг поменяли, — пробасил Епанчин, легонько подтягивая поводья.
Из вьюжных вихрей показался Волосич.
— Скоро вкорень заметет! — озабоченно сообщил он, хватаясь за козлы и пытаясь отдышаться после бега. — Заночевать надобить!
— Прямо здесь? — воскликнул Беккер, поправляя пенсне.
— Какой здесь, барин? — удивился Волосич. — Там недалече огоньки тлеются, знамо деревня… Только какая, пойди разбери! Ну, чтоли дальше побегу, скажу…
… От дороги вело к темному силуэту брошенной усадьбы некое подобие тропы.
Мы двинулись по ней, с пистолетами и карабинами наготове.
За мельтешением снежных хлопьев по обе стороны от тропы проглядывали порой смутно знакомые силуэты, но тотчас вновь скрывались.
— Что это, Миша? — спросил шедший рядом Забелин. — Я, было, подумал…
Хомутов, щелкая огнивом, запалил небольшой факел. Повел им из стороны в сторону, бросая неровные пятна света на окружающие сугробы.
— Царица Небесная! — невольно сорвалось с губ.
К нам подошли остальные.
— Могильник, — процедил Хомутов, отводя факел.
Там, за непрестанно падающим снегом, грудились одно на другое окоченелые мертвые тела. Укутанные тряпьем и вовсе раздетые, скрюченными обледенелыми пальцами намертво вцепившиеся в ружья, выставив растопыренные пятерни, вперяясь в невидимое за метелью небо пустыми глазницами черепов, скалясь на нас, живых, дьявольскими безгубыми ухмылками. Показался окоченевший лошадиный круп, выставленное копыто, покосившаяся пушка, к колесу которой примерз инеем покрытый артиллерист.
— Никак тут дело какое было? — спросил Черкасов. — А мы ни сном, ни духом…
Позади нас вдруг раздался истошный вопль, срывающийся в совершенно женский визг.
Я обернулся достаточно проворно, чтобы увидеть удаляющуюся прочь в мутном движении вьюги темными крыльями взвившуюся шинель, растрепавший султан на двууголке.
— Крыса штабная! — с наслаждением процедил Бежецкий. — Прокудин, Епанчин — за ним, живо! Убьется, дурак…
Прокудин тотчас кинулся следом за штабным. За ним, дергая с плеча штуцер, Епанчин.
— Э, куда навострился, санкюлот?! — Черкасов ухватился за воротник месье Бланшара, который на миг остался без присмотра. — Захарка, гляди за ним в оба, головой отвечаешь!
Черкасовский санчо-панца в ответ важно кивнул косматой шапкой, легонько подтолкнул пленного карабином, мол, не балуй.
— Остальные за мной! — приказал Бежецкий.
Мы уже были у ступеней здания. Усадьба екатерининских времен, в строгих классических традициях, но с некоторой долей смелого новаторства, что свойственно той эпохе. Обширный балкон с колоннами выходил к дороге, и там, за небрежно заколоченными окнами, мигнул явственный желтый отсвет.
— Свет! — Хомутов поспешно притушил факел в снегу. — Ваше благородие, задами ли обойти?
— Давай! — кивнул Бежецкий, пригибаясь и поправляя подбородный ремень кивера. — Потише, ребята. Похоже, ждут нас.
Они с Черкасовым первыми оказались у высоких дверей.
Здесь, под прогрессивного проекта мезонином, мело поменьше, и мы смогли перевести дух, кое-как обтереть лица от снега, собраться к действию.
Мы с Забелиным взялись за ручки дверей, чтобы по команде распахнуть их, Бежецкий с Черкасовым, каждый с парой пистолетов наготове, прямо напротив. За гипсовыми львами, украшавшими лестницу, укрылись Беккер и Захарка с ружьями.
— По счету три! — прошептал Бежецкий. — И раз…
Двери с грохотом распахнулись, оттирая нас с прапорщиком на стороны.
Изнутри хрипло завопили, мне показалось, по-русски, но со странными ударениями.
Затем прогрохотал слитный залп. Стреляли одновременно — и из распахнутых дверей, и Черкасов с Бежецким.
Бежецкий тотчас дернулся всем телом назад, навзничь повалился на ступени. Черкасов качнулся, отшвырнул пистолеты, закричав неразборчивое, потянул саблю.
Наружу вылетели темные фигуры в характерных четырехугольных шапках. Поляки!
Я отскочил к перилам, выпалил из карабина в упор, бросил его, выхватил саблю.
Все кончилось в считанные секунды. Лязг клинков, пороховая гарь, брань, серия ударов, крики…
Мы ворвались внутрь, в просторном холле застали еще двоих в конфедератках.
А над ними Хомутова с шашкой наголо.
— Больше никого, — сказал он, обтирая клинок о портьеру. — Живых нет…
… Живых в усадьбе и впрямь больше не было.
Мертвецов же оказалось с избытком.
Страница
4 из 11
4 из 11