По-вашему, Это Мимикрия

— Брат возле корпуса, — спустя пару минут заявил младший, не глядя на сестру. — С ДЕВУШКАМИ. Ты понимаешь?

Она ничего не ответила, провожая внимательным взглядом толстую особь из младшего отряда.

— Ему до меня нет дела, — сказал младший.

— Мне тоже, — не оборачиваясь, отозвалась светловолосая. — Каждый должен заботиться о себе сам.

— Я вторую неделю питаюсь лишь гнилой падалью… — его прозрачное лицо ничего не выражало.

Она поднялась со скамейки и пошла в сторону корпуса.

Да, они были едины, так как их было мало, но каждый существовал независимо от других. Отдельный организм, взрослый, полноценный. Она знала, что перегрызет глотку любому, кто посмеет встать между ними, но не позволит оторвать ни кусочка от собственной добычи даже родному брату… Если ты слаб, ленив и пассивен — ты умрешь от голода и никто не станет тебя спасать.

Она обошла двух мрачных охранников, стоящих возле ее корпуса, и никак не прореагировала на несколько донесшихся фраз из их разговора, хотя прекрасно знала, «куда девался… этот… И по кой черт он никому ничего не»…

В отрядном домике мужская половина еще дрыхла младенческим сном, несмотря на увещевания очкастого переводчик, а женская — шумно носилась в полуголом виде, разыскивая в свалке чемоданов свои шмотки. Из-за всей этой толпы скачущего по кроватям мяса ей почти что стало дурно. Чувство голода обострилось чрезвычайно.

— Слушай, ты не видела здесь зеленые джинсы? — спросила ее упругая розовая ляжка, заманчиво выглядывающая из-под ночной сорочки. — Тебя ведь Аней зовут, да?

— Я Анюта, — поправила она и холодно улыбнулась, сглатывая слюну. — Зеленые джинсы на вешалке справа.

Мельчайшие детали обстановки она фиксировала не задумываясь, автоматически, словно бы покадрово фотографировала их на всякий случай.

— Спасибо, — поблагодарила издали манящая ляжка, прикрываясь травянистого цвета джинсой.

— Не проблема.

Она прошла к своей аккуратно застеленной койке у окна.

— Привет. Ты ночью гуляла? — игриво спросил ее кто-то сбоку.

Она внимательно посмотрела на смуглую большегубую особь, валяющуюся прямо в кроссовках поверх одеяла на соседней кровати.

— Я проснулась во втором часу ночи. Смотрю: окно открыто, постель пустая, — объяснила та, хитро сощурившись. — Я подумала, если тебя не словят, то и я пойду. Это ж клево! Я хочу добежать до пятого отряда. У меня там парень… А вообще там как, нормально? Не очень опасно? Охрана не застукает?

Светловолосая опустилась на койку, скрипнув пружинами.

— Куда им… — равнодушно отозвалась она.

— Клево, — обрадовалась особь и протянула руку ладонью вверх, словно уже жертвовала ее на общее благо, — меня зовут Юля.

— Анюта, — равнодушно отозвалась светловолосая, пожимая конечность.

Это имя ей дали еще в приюте. Для нее оно ничего не значило, являясь лишь своеобразным прикрытием, очередной маской «нормальности».

В это утро американцы, рассадив отряд на ступенях деревянного крыльца, проводили вводную лекцию на тему «как впустить в свое сердце Иисуса». Русские дети тоскливо повздыхали, но против истины не попрешь, особенно когда посвящают тебя в нее насильно, да еще и под угрозой лишения завтрака.

«Юля» расположилась на верхней ступени. От нее резко пахло мылом и свежевыстиранной одеждой. Сидящая рядом светловолосая, не обращая на нее внимания, сосредоточенно разглядывала свой отряд. Особенно заинтересовал ее один объект — высокий, плотный, краснощекий.

«М-м-м… Килограмм пятьдесят шесть с половиной, повышенное артериальное давление, однако жироотложения незначительны, — рассуждала она. — Такого на пару суток должно хватить… Только крепкий, одна справлюсь?»

Объект листал свою библию в поисках иллюстраций и совсем не слушал, о чем распинались иностранцы. Не обнаружив картинок, он небрежно откинул книжку и принялся довольно громко беседовать с соседом, попутно обсуждая особенности женской психологии и физиологии. Он сперва даже не заметил, что на него пристально таращится худая альбиноска в белом комбинезоне. Сосед объекта, улыбаясь, толкнул его в бок. Светловолосая судорожно сглотнула, до боли сжав кулаки, опустила глаза и часто задышала. Приглушенное за период ночной вылазки чувство голода постепенно усиливалось, перерастая в нестерпимо острое желание.

— Анют, — позвала ее сидящая рядом «юля». — Ты чего? Тебе плохо?

— M-мehukas… Minun on nalka, — машинально отозвалась светловолосая, не заметив, что использовала не тот язык.

— Чаво-чаво? — удивилась «юля».

Светловолосая промолчала. Пытаясь отвлечься от созерцания недоступной на данный момент дичи, она переключила внимание на преподавательский состав.