Добавить в моё избранное
33 мин, 18 сек 7393
Когда крестьянин осмелился поднять голову, то напавшую на него тварь уже не увидел. Только шум стоял по всему лесу, и хрустели ветви кустов, словно гнуло их бурей.
Пыль не осела и только сгустилась более прежнего, отчего сделалась похожей на кусок плотной материи. И тут словно кто-то невидимый разрубил пыльное облако саблей сверху-вниз, отчего то разошлось на два рваных лоскута. Матвей увидел перед собой пару волосатых ног, черных, как сажа. Каждая нога оканчивалась блестящим, будто бы лакированным, копытом.
Вскочив, как кипятком ошпаренный, Матвей чуть ли не руками ловил сердце, норовившее от ужаса выпрыгнуть через разинутый рот. Он поднял правую руку, чтобы перекреститься, и только тогда наконец разглядел своего спасителя в мельчайших подробностях.
Это был всадник в долгополом черном плаще, в черном же, но с атласным отливом сюртуке и брюках из такой же удивительно красивой ткани. На вид мужчине было около тридцати. Приятный молодой мужчина, которого портило слегка вытянутое худое лицо. А вот прикрытые густыми ресницами темно-синие глаза, что приковывали все внимание, отвлекая от мелочей, вроде шрамов на сухой коже, чудились сущим дьявольским омутом.
Во взгляде спасителя читались непоколебимость, спокойная уверенность, и одновременно с этим насмешка, свойственная многим среди молодежи. Казалось, взор говорил: ну-ка, поставь передо мной задачку, измысли что-нибудь посложнее, и удивишься, увидев, как я легко разрешу ее.
Восхищения заслуживал и жеребец мужчины, минуту назад едва не заставивший Матвея навсегда лишиться дара речи. Конь был холеным, крепким, мускулистым. Дугой изогнув шею, он смотрел на Матвея изучающе, а ощущение складывалось, словно глазами насквозь пронзает крестьянина и всю его подноготную вызнает. Не глаза у этого животного, а прямо-таки колючки.
— Не знаю, как и благодарить за спасение, — начал Матвей и осекся, подбирая нужное обращение к всаднику. — Сударь, простите бедного безграмотного хуторянина, но как мне следует называть вас?
— Уж точно не сударем, — подмигнул всадник. — Происхождением я тоже из простых и безграмотных хуторян. Так что давай по-простому, без сударей и баринов. Кем же ты сам будешь?
— Матвей Лопарев, крестьянин.
— А я торговец из Черной речки, прозванный Авьтмуссом.
— Из Черной речки? — удивился Матвей. — Каюсь — не слышал. Где же такое селение?
— Селение?! — расхохотался Авьтмусс, спешиваясь. — Ну ты и даешь, дядька Матвей! Город это. Большущий город. Да я тебе потом расскажу.
По торговым делам Авьтмусс отлучился из дома, и, расставшись с приятелями на том перекрестке, который недавно миновал сам Матвей, совсем не ожидал встретить кого-нибудь на дороге да еще и при подобных обстоятельствах. Однако подоспел вовремя: Матвей кубарем летел с телеги после невообразимого броска медведя.
— Медведя? — недоверчиво переспросил крестьянин.
— Да, медведя. Скажу тебе, матерый зверюга. Мне таких видеть прежде не доводилось ни живыми, упаси господи, ни мертвыми.
На расспросы Матвея, как же матерый зверюга столь легко сдался, не помышляя вступить с людьми в поединок, всадник долго пожимал плечами, хитро улыбался, потом все-таки признался:
— Видимо, есть у меня некий секрет, который другим знать не положено. Вдруг звери меня слушаются? Бывает же такой дар?
— Да, бывает, — согласился Матвей, предпочтя поверить и довериться, нежели перечить своему спасителю.
Решено было убраться подальше от места нападения дикого хищника и расположиться на ночлег в месте, где Авьтмусс всегда останавливался, бывая в разъездах. Солнце упало за холмы, поросшие лесами, когда путники добрались до пункта назначения. На скорую руку обустроив стоянку и рассевшись у костра, они погрузились в неспешные и увлекательные беседы.
Разливая по стопочкам припасенную бутылку водки, первым рассказы завел Матвей Лопарев.
— Отправились мы, значит, со старшим сыном на ярмарку, где я уже давненько вел торговлю с одним купчишкой. Не высокого полета птица, но достаток имеет, и прибыток ровный. А у того девка на выданье, — всплеснул руками Матвей и, хлопнув себя по бедрам, засмеялся. — Грех не воспользоваться случаем. Я сыну-то шепнул. Он у меня в умниках не ходил, однако тут все правильно смекнул. В общем, сладилось у них. Внукам сейчас пять лет и три годика. Я поначалу противился, что сын не с родными остается, не в мое семейство свежей крови вливает, а наоборот — уходит в чужой род. Потом стал размышлять и пришел вот к чему. Три сына у меня, хутор меж тем один, пускай и большой. Что же, делить землицу и хозяйство, дробить диамант в пустой прах? Вроде бы, предки наши так жили и нам завещали от основных заповедей не отходить. Тогда вместо одного хуторянина Лопарева появится трое, только на нищенских наделах? Э-э, нет. Я своих детей знаю: перессорятся и передерутся. Я бы точно подрался и не смотрел, кто мне брат, кто сестра.
Пыль не осела и только сгустилась более прежнего, отчего сделалась похожей на кусок плотной материи. И тут словно кто-то невидимый разрубил пыльное облако саблей сверху-вниз, отчего то разошлось на два рваных лоскута. Матвей увидел перед собой пару волосатых ног, черных, как сажа. Каждая нога оканчивалась блестящим, будто бы лакированным, копытом.
Вскочив, как кипятком ошпаренный, Матвей чуть ли не руками ловил сердце, норовившее от ужаса выпрыгнуть через разинутый рот. Он поднял правую руку, чтобы перекреститься, и только тогда наконец разглядел своего спасителя в мельчайших подробностях.
Это был всадник в долгополом черном плаще, в черном же, но с атласным отливом сюртуке и брюках из такой же удивительно красивой ткани. На вид мужчине было около тридцати. Приятный молодой мужчина, которого портило слегка вытянутое худое лицо. А вот прикрытые густыми ресницами темно-синие глаза, что приковывали все внимание, отвлекая от мелочей, вроде шрамов на сухой коже, чудились сущим дьявольским омутом.
Во взгляде спасителя читались непоколебимость, спокойная уверенность, и одновременно с этим насмешка, свойственная многим среди молодежи. Казалось, взор говорил: ну-ка, поставь передо мной задачку, измысли что-нибудь посложнее, и удивишься, увидев, как я легко разрешу ее.
Восхищения заслуживал и жеребец мужчины, минуту назад едва не заставивший Матвея навсегда лишиться дара речи. Конь был холеным, крепким, мускулистым. Дугой изогнув шею, он смотрел на Матвея изучающе, а ощущение складывалось, словно глазами насквозь пронзает крестьянина и всю его подноготную вызнает. Не глаза у этого животного, а прямо-таки колючки.
— Не знаю, как и благодарить за спасение, — начал Матвей и осекся, подбирая нужное обращение к всаднику. — Сударь, простите бедного безграмотного хуторянина, но как мне следует называть вас?
— Уж точно не сударем, — подмигнул всадник. — Происхождением я тоже из простых и безграмотных хуторян. Так что давай по-простому, без сударей и баринов. Кем же ты сам будешь?
— Матвей Лопарев, крестьянин.
— А я торговец из Черной речки, прозванный Авьтмуссом.
— Из Черной речки? — удивился Матвей. — Каюсь — не слышал. Где же такое селение?
— Селение?! — расхохотался Авьтмусс, спешиваясь. — Ну ты и даешь, дядька Матвей! Город это. Большущий город. Да я тебе потом расскажу.
По торговым делам Авьтмусс отлучился из дома, и, расставшись с приятелями на том перекрестке, который недавно миновал сам Матвей, совсем не ожидал встретить кого-нибудь на дороге да еще и при подобных обстоятельствах. Однако подоспел вовремя: Матвей кубарем летел с телеги после невообразимого броска медведя.
— Медведя? — недоверчиво переспросил крестьянин.
— Да, медведя. Скажу тебе, матерый зверюга. Мне таких видеть прежде не доводилось ни живыми, упаси господи, ни мертвыми.
На расспросы Матвея, как же матерый зверюга столь легко сдался, не помышляя вступить с людьми в поединок, всадник долго пожимал плечами, хитро улыбался, потом все-таки признался:
— Видимо, есть у меня некий секрет, который другим знать не положено. Вдруг звери меня слушаются? Бывает же такой дар?
— Да, бывает, — согласился Матвей, предпочтя поверить и довериться, нежели перечить своему спасителю.
Решено было убраться подальше от места нападения дикого хищника и расположиться на ночлег в месте, где Авьтмусс всегда останавливался, бывая в разъездах. Солнце упало за холмы, поросшие лесами, когда путники добрались до пункта назначения. На скорую руку обустроив стоянку и рассевшись у костра, они погрузились в неспешные и увлекательные беседы.
Разливая по стопочкам припасенную бутылку водки, первым рассказы завел Матвей Лопарев.
— Отправились мы, значит, со старшим сыном на ярмарку, где я уже давненько вел торговлю с одним купчишкой. Не высокого полета птица, но достаток имеет, и прибыток ровный. А у того девка на выданье, — всплеснул руками Матвей и, хлопнув себя по бедрам, засмеялся. — Грех не воспользоваться случаем. Я сыну-то шепнул. Он у меня в умниках не ходил, однако тут все правильно смекнул. В общем, сладилось у них. Внукам сейчас пять лет и три годика. Я поначалу противился, что сын не с родными остается, не в мое семейство свежей крови вливает, а наоборот — уходит в чужой род. Потом стал размышлять и пришел вот к чему. Три сына у меня, хутор меж тем один, пускай и большой. Что же, делить землицу и хозяйство, дробить диамант в пустой прах? Вроде бы, предки наши так жили и нам завещали от основных заповедей не отходить. Тогда вместо одного хуторянина Лопарева появится трое, только на нищенских наделах? Э-э, нет. Я своих детей знаю: перессорятся и передерутся. Я бы точно подрался и не смотрел, кто мне брат, кто сестра.
Страница
3 из 10
3 из 10
