У Черной речки

Крепкая и широкая спина была голой. Под серой кожей перекатываются узлы мышц, будто бы и не мышцы то вовсе, а нечто живое копошилось внутри, двигалось под кожей, тщетно ища способа вырваться на свободу. Задняя часть существа казалась сплетенной из корней деревьев, потемневших от земли и времени.

— Мы отправляемся домой, — крикнул Авьтмусс лесному духу. — Возвращайся, и передай жителям Черной речки, чтобы ожидали.

Очутившись в седле, Авьтмусс поднял Матвея, словно пушинку, и кинул поперек хребта своего жеребца.

Беспрестанно укорял себя Матвей за то, что от него скрылось вполне очевидное. Всадник старше, чем показалось на первый взгляд, так что по годам все сходилось. Приглядись крестьянин к лицу Авьтмусса должным образом, и не укрылись бы от него знакомые черты. Имей подсказку, понял бы сразу, что это их с Хельми сын: ее форма лица и светлые волосы, нос в точности как у самого Матвея и как у него же пухлые мочки ушей. Вот только глаза у Авьтмусса совсем не человеческие, а те же дьявольские, что и у косматого лесного духа. Но от рождения не были они такими.

Давным-давно, в жизни другого Матвея Лопарева, совершенно другого человека, потерявшегося за высокими вершинами лет, были долгие дни беременности Хельми, наполненные унынием и ожиданиями, которые ни во что не вылились. Даже с рождением ребенка ничего не переменилось в лучшую сторону, лишь осознание проигрыша накатило, пришли отчаяние и ненависть ко всему миру, отвращение к самому себе. Матвей сам выкопал яму, в которую добровольно прыгнул.

Роды у Хельми протекали тяжело. С появлением младенца она впала в беспамятство и, борясь с горячкой, практически не приходила в себя. Матвей сообщил о рождении сына, а на седьмой день явился к родным Хельми, чтобы рассказать о тяжелом состоянии жены. Ее отец не удостоил Матвея ни единым словом, жестом указал вытолкать негодяя взашей.

Он ушел на ферму, откуда их наверняка погнали бы пинками в самое ближайшее время. Его встретил шумный бред Хельми и надрывный плач сына. Сжимая кулаки, скрипя зубами, Матвей сокрушался: прежде он жил один и пусть влачил жалкое существование, но был предоставлен самому себе, ни в чем ни за кого не отвечая. Да, было хлопотно, однако не настолько хлопотно, как теперь, когда на голову капает дождь, сыпется труха с прогнивших балок, а сердце рвется от стонов умирающей Хельми и плача голодного дитя. Хоть как-то он мог облегчить свою неподъемную ношу?

Матвей отнес мальчика в лес, как в голодные годы поступили его родители с двумя младшими детьми. Оставил его в глуши, в непролазных дебрях и ушел, не оборачиваясь. Враз полегчало на душе, немного разъяснилось. Он даже принялся строить кое-какие планы на будущее, размышляя, вплетать ли в эти планы Хельми или помочь ей умереть?

Помогла мать Хельми. Ослушавшись мужа, она прислала доктора и договорилась со своим старшим братом, уединенно и бездетно жившим на собственном хуторе, что тот примет к себе ее непутевую дочь.

— Догадайся я сразу, все бы предпринял, только бы не попасть в эту передрягу, — жаловался Матвей.

— Ничего бы ты не сделал, — попыхивал трубкой шаман из окрестностей старой Корелы, к которому заехал Авьтмусс. — Твой сын подобен человеку, но силу имеет лесного духа, что выкормил его в младенчестве, защитил от зверей и тем спас.

— Старик, помоги мне отделаться от него, — умолял Матвей.

— А ты разве связан? Вставай и беги.

— Пробовал — не получается. Едва удаляюсь от него, как ноги тут же тяжелеют, и шагу ступить не в состоянии.

— Ха-а. Отведавший его плоти навечно в его власти. Так что никуда от Авьтмусса не убежать, он не отпустит.

— Что он затеял? — спрашивал крестьянин.

— Воздать тебе по заслугам, должно быть, — равнодушно ответил шаман. — Почем же мне знать?

— Неужели ты так просто позволишь ему…

— Извини, это не мое дело. Тебе ничего не остается, кроме как подчиниться.

— Он явился забрать мою душу, напитать ею свою сущность нежити, — рассказывал Авьтмусс про свое спасение. — Иногда, редко-редко, лесные духи щадят людей и даже начинают оберегать. Это мой случай. Дух не тронул меня. Напротив, защитил, прогнал хищников и забрал к себе. Он выкормил меня, наделив частью своей силы. Немного повзрослев, я стал нуждаться в присмотре и воспитании, тогда лесной дух привел меня в город, где обитают такие же найденыши.

Жеребец бодро поднимался по каменистому склону лысой горы. Пахнуло тиной, рыбой и холодной сыростью. Матвей понял, что их путь завершен, и сейчас он увидит Черную речку с ее обитателями. Ничего доброго от встречи с ними он не ждал, поскольку теперь прекрасно знал, кто они. Жеребец преодолел гору, и хуторянин увидел у изгиба реки огромное поселение, которое даже издалека не имело ничего общего с городами людей.

Домами служили высокие деревья, сросшиеся кронами.