Чрево

— Поднажми! — крикнул полковник. — Вперёд полный…

Из рупора донеслось что-то нечленораздельное.

— Что?

— Нет угля… — рявкнула трубка.

— Как нет? — просто удивился Саевский.

Скорость стала падать. Бронепоезд затормаживал. Солнце уже зашло, луна только поднималась. Тучи ползли над заснеженным полем.

Командир и адъютантом выскочили из вагона, побежали вдоль состава. Стали выпрыгивать некоторые другие офицеры, солдаты из вагонов не выходили.

— Как дров нет? — ревел на бегу полковник.

— А так! — орал в ответ машинист. — Выступили в спешке. Не догрузили…

— Да нас здесь среди поля расстреляют как на стрельбище!

Пока вокруг гомонили, Балий вглядывался вдаль. И тут стал руку протягивать, указывая на что-то.

— Что там, — поинтересовался подошедший Кирсанов. — Красные?

— Кладбище…

— Боитесь? — участливо спросил артиллерист.

— Кресты. Кресты деревянные.

— И что?

И тут Балий взорвался:

— Кресты там деревянные! Топливо для паровоза! Всем надо за крестами идти.

Саевский ошалел:

— Да побойтесь Бога.

— А что, самим под кресты здесь лечь? Ну уж нет! За мной.

И зашагал по полю к старому сельскому кладбищу, оказавшему недалеко от железной дороги. Сила офицерской команды такова, что половина солдат отправилась за ним. Натащили крестов, заправили топку и тендер забили.

Вскоре тронулись. Бронепоезд катил гладко, пыхтел усердно, как-то присмирев.

Солдаты ворчали:

— Нехристь адъютант. Кресты пожечь!

Ночь поглотила состав. Кирсанов сидел в последней бронеплощадке и смотрел вдаль. Не было ни огней далёких домов, ни сполохов пожаров, ни вспышек орудийных залпов. Ничего не было, только темень непроглядная.

— Похоже оторвались, — подумал он и уснул.

Спицы сбились с ритма. Стали стучать и перестукивать не в такт. Зничеслав понял, что ему впервые удалось выиграть хоть какой-то темп. Прошлый сбой был не в счёт.

— Лет через 700 я научусь выигрывать в этой игре, — усмехнулся он.

Малышев обнимал Северина за плечи, кони их ехали бок о бок:

— Читал приказ номер один товарища Ворошилова? Мы теперь — армия!

Северин уныло кивал.

— Что грустишь? Большой обоз в Валуйках мы взяли. Чуешь, запах от полевой кухни идёт? Сегодня пошамаем от пуза. Бронепоезд жаль от нас улизнул. Но я поймаю его.

Малышев стал помощник начальника эскадрона. Вытянул он шашку, завертел над собой.

Северин смотрел с опаской. Боялся он теперь этого оружия. Лунный свет отсверкивал на лезвии.

— Хороша шашка, — похвастался Малышев. — Наградная. Я раньше врага пополам рубил. А теперь я их вдвое больше рублю и вместе к конём половиню!

«Врать ты в два раза больше стал», — подумал про себя комиссар.

Тварь разинула пасть, оттопырила губы, обнажая дёсны. Челюсти задвигались, разминая затёкшие мышцы. Затем аккуратно, но крепко ухватила Кирсанова за правый локоть и потянула в своё убежище. Хватка была надёжной. Штабс-капитан даже не просыпался.

И тут от истошного крика пришло пробуждение от очередного ночного кошмара. Кошмар наяву был не особо лучше. Ночью на улице ударили холода, стенка вагона заледенела и один из солдат примёрз. Прислонился к стеночке, угнездился, да и уснул. Крепким сном уснул, вечным. Солдаты сперва не поняли, что да как. Бросилась отрывать товарища от промёрзшего металла. Вырвали так, что у стены остались примороженные куски шинели, исподнего и даже мяса. А человечек уже всё, помер.

У самого штабс-капитана правую руку в локтевом суставе зажало в щели в стене. Видимо, во время движения бронепанели двигались, рука туда и проскочила. Викентий аккуратно вывернул локоть. Вспомнил почему-то: «Он мне ноги съел!»

«А мне руку», — подумал Викентий.

Бронепоезд стоял. Кирсанов вышел из вагона. Страшно захотелось закурить, хотя раньше он никогда этого не делал. Но просить курева у солдат было стыдно. Он думал и том, что с непривычки закашляется и будет выглядеть смешным. Так стоял и думал. Думал о том, что вот был человек — и нет человека. Ещё думал о том, что странно как-то боец примёрз. Почему один примёрз? В других местах металл не настолько остыл. Вдыхая морозный воздух, думал, что крови не было, когда тело от стенки отрывали. А в бою рубанули бы саблей вояку, так он бы кровью истекал обильно. Залил бы снег вокруг себя на несколько метров. Перерубили бы артерию, так фонтаном бы кровушка била. А здесь — ни капли.

Полковник пытал машиниста:

— Вот где мы сейчас? Должны были к Белгороду подойти, а мы где?

Машинист переминался с ноги на ногу:

— Должно, свернули где.

— Ну где свернули? Мы же прямо шли.