Богохульник

— Гаврилкин со злостью выбросил окурок, и плюнул под ноги. — Вам легко приказы отдавать. А я жизнями своих ребят рисковать не собираюсь. Получится — значит получится. А нет, — так и пошли они к чертовой матери, бендеровцы эти. Все равно вы их потом расстреляете!

— Ну ладно, ты только не кипятись. Лучше прикажи солдатам землянку обыскать, и трупы в машины отнести.

— Это еще зачем? Мы их сейчас в их схорон скинем, землицей присыплем, и даже крестик соорудим, чтобы все по-христиански было.

— Нельзя, Серега! — особист посмотрел на своего собеседника, как на несмышленого ребенка. — Ты разве забыл, что эти трупы мы должны на центральной площади вашего городка на сутки на опознание выставить? Чтобы попытаться личности установить, а там, глядишь, и на сообщников выйти.

— Ох, и мерзопакостная у тебя служба!

— Не говори! — легко согласился Федор. — Уже давно рапорт подал, однако комбат об этом и слушать не желает, пока мы тут порядок не наведем. Я ведь, Серега, в войсках НКВД с тридцать третьего служу. С того самого дня, как в армию попал. До сорок второго мосты и железные дороги охранял. А потом раздолбали нас под Армавиром. Небольшими группами на побережье выбирались. Отправили в Сухуми, на переформирование. А тут немцы через горы полезли. Один полк отрядили Марухский перевал перекрыть. Почти все там навечно остались. А вслед за тем на Голубую линию бросили. Туда шестнадцать эшелонов ушло, а когда возвращались, в четырех вагонах с комфортом разместились. После этого как обычная пехотная дивизия Европу освобождали, и вот только теперь, после войны командование вспомнило, чем мы заниматься должны.

Закурив, офицеры направились вслед за уныло бредущими к машинам солдатами.

Глеб, с сожалением взглянув на свою новенькую, насквозь мокрую, и измазанную в грязи шинель, поплелся следом.

— Вы не обидитесь, товарищ лейтенант? — спросил старшина роты, невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти, отставляя в сторону купленную Глебом бутылку коньяка, и разливая по стаканам разбавленный спирт. — Помянем раба божьего, Павла Котова, пусть земля ему будет пухом.

Все молча выпили. Разговор не клеился. Сотрудник особого отдела, капитан Нестеренко, сославшись на неотложные дела, поднялся из — за стола, и попрощался.

— А погода так и шепчет, займи, но выпей! — деланно бодрым голосом заявил Гаврилкин, выходивший проводить его до машины. — Ветер такой холодный, и все небо в тучах. Не иначе, к утру снег пойдет.

Зябко потирая руки, он присел к столу, потянувшись за папиросой: — Да и пора уже. Ноябрь на исходе.

— Ну что, мужики, давайте еще по одной накатим? — без всякого перехода добавил он, разливая спирт по стаканам. — За тебя, Поликарпыч! За то, что ты политрука нашего от смерти спас.

— Да это не я. Это Бог его спас, — смутился старшина, поднимая стакан. — Возьми этот бандит прицел немного повыше…

— А ты что, в бога веришь? — перебил его младший лейтенант Панин, командир первого взвода.

— Верю, Вася! С сорок третьего года верю. Когда на Малую землю высаживались, в сейнер наш снаряд угодил. Да так удачно, что эта посудина в момент ко дну пошла. А нас в трюме — как селедок в бочке. Я к люку кинулся, а его взрывом заклинило. Что я только не делал, не могу открыть, и все тут. А вода прибывает. Уже захлебываться начал. И тогда я вспомнил, что крещеный, и даже крестик на груди нащупал. И стал богу молиться. Молитвы шептать, которые знал. А точнее — не знал. Так, отдельные фразы вспоминал только. Потом сознание потерял, а когда в себя пришел — плаваю на поверхности, намертво вцепившись в какую-то доску. Вода ледяная. Дело это в феврале было. И тут опять Всевышний мне помог. С катера, который рядом проходил, меня заметили, и на борт подняли. Хотя тьма вокруг стояла кромешная. Как выжил, до сих пор понятия не имею. Одно сказать могу — тут без божьей помощи не обошлось. — Старшина рассеянно посмотрел на зажатый в руке стакан, и опрокинул его в рот.

— Не знаю, как вам тогда удалось спастись, товарищ старшина, — вклинился в разговор Глеб, — да только бог тут не причем. Потому, как нет его. А вам, товарищи, стыдно должно быть! Ведь вы все командиры. Вам партия воспитание солдат доверила. А вы сидите, уши развесили, и такую чушь слушаете.

— Заткнись, политрук! — резко оборвал его командир роты. — Ты бы помолчал, а? Ведь мы на поминки собрались, а не на политинформацию.

— А почему это вы мне рот затыкаете, товарищ старший лейтенант?! — Глеб почувствовал, что уже не может сдержаться, и сейчас выскажет этому человеку все, что о нем думает. — Ведь вы, как коммунист, должны меня в этом вопросе поддержать, и помочь бороться с мракобесием.

— Кто это тебе сказал, что я коммунист? — на лице командира появилась мрачная ухмылка.

— А как же иначе? Как вам тогда роту доверили? — растерялся Глеб.

— Сам не пойму.