Мертвая семья моего соседа

Надо уйти. Это будет правильно.

— Ну, нет! Я сильнее этого.

Я сделал шаг.

Из комнаты-мавзолея, послышался глухой скрежет: Джеймс двигал кровать.

Стараясь не шуметь, я медленно направился в сторону звука. Осторожно заглянул в комнату.

Джеймс стоял ко мне спиной. Сняв тряпку со швабры, он ползал по полу на коленях тщательно протирая идеально чистый пол. Меня он не видел.

Я впервые наблюдал за его уборкой с такого близкого расстояния. Рубленные скупые движения. Будто он впервые двигает руками. Или будто, они у него частично парализованные.

В этот момент Джеймс повернулся, чтобы вымыть тряпку в ведре и наши взгляды встретились.

Я стоял в двери, примерно представляя, как я сейчас выгляжу. Мятая одежда, тапочки на босу ногу, всклокоченные волосы, неровно побритый подбородок, красный воспаленные глаза, наверняка, светящиеся безумием. Есть на что посмотреть.

Но Джеймс оценить этого не мог. Его глаза были белыми, зрачки закатились за верхнее веко, будто он спал или был без сознания. А его лицо… все мышцы напряженны, скулы сковала судорога, а эта нелепая улыбка… улыбка сквозь боль… последняя улыбка… мертвеца на иссиня серых губах…

Я сам не заметил как, начал пятиться назад.

— Он мертвец… — прошептал я.

— Это правильно — ответил голос внутри меня.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Это уже слишком. Я сумасшедший. Сумасшедший. Сумасшедший!

Эта мысль… Я пловец, попавший в омут и цепляющийся за нащупанную соломинку.

— Тебе нечего бояться. Все что здесь происходит, правильно, — шептал я.

— Нет. Это не может быть правильно! Это мой бред! — в ужасе бежал я по коридору.

Я смотрел на себя. Черт, я действительно ужасно выгляжу. Но я другой. Я спокоен.

— Он умер?

— Нет. Он не может умереть. Он двигается.

— Успокойся.

— Не успокаивай меня! Ты всего лишь мой внутренний голос!

— Ну, так слушай меня!

— Успокойся, ты его пугаешь.

— Он только это и умеет.

Их много. Они все говорят. Каждый свое. Все одновременно.

Я вижу себя. Я говорю с собой. Я слышу себя. Я бегу мимо.

— Надо выбираться отсюда! Дверь!

— Ты же понимаешь, что не все так просто.

— Не получится! — я не слушаю, я пробегаю мимо.

Почему он так спокоен! Почему я спокоен?!

Дверь не открывается. Я дергаю ручку, но она словно примерзла и, не двигается, ни на дюйм в сторону.

— Тебе нечего не грозит, — я помню его лицо. Этого я видел, каждое утро, когда брился или причесывался перед работой. Голубая сорочка, черные отутюженные брюки. Я так выглядел еще несколько дней назад, — надо только успокоиться!

Я толкаю дверь плечом! Она поддается. Я теряю равновесие и падаю на коврик. Я снова в прихожей Джеймса. Дверь позади меня. Она закрыта.

— Ты должен остаться. Так будет правильно! — уверенный взгляд.

Мой уверенный взгляд.

Я не слышу голоса. Я сижу на стуле в прихожей Джеймса.

Серый запах пыли убьет меня. Откуда здесь пыль?

И я не слышу голоса. Я не вижу… их… себ… ничего необычного.

— Ты не сможешь нас игнорировать!

— Он просто испуган. Оставь его в покое.

— Не будь тряпкой! Распустил слюни.

Против воли, после такого заявления мой рот скривился в кривой ухмылке. Кто бы мог подумать…

— Он уже почти справился. Он перестал жалеть себя.

— Но сколько можно отрицать очевидное?

— Ты должен нас услышать, пожалуйста.

Меж тем к запаху пыли добавился еще один. Кисло-сладкий запах. Приторный. Он оседает на языке, от него мутит, и перед глазами плывут красные круги.

Я встал. Я побрел по коридору. Я игнорировал все, чего не может быть. Всех кого не может быть здесь. А единственный, кто здесь есть кроме меня — это Джеймс.

Я должен поговорить с Джеймсом.

Видимо меня не было достаточно долго. Джеймс закончил свою перестановку мебели и теперь протирал фотографии. Я некоторое время наблюдал за ним. Все та же вымученная улыбка, белое бельмо вместо глаз, механические движения.

Двуспальная кровать, две тумбочки, колыбель, фотографии, пара статуэток, огромное неуклюжее зеркало. Куклы не было.

— Джеймс? — произнес я, чувствуя, как мгновенно высохло горло и похолодели руки.

— Он не слышит тебя.

Они все выстроились у меня за спиной. Мои внутренние демоны, почему-то подумал я.

— Что с ним? — вслух спросил я.

— Он в поисках прощения, — хором прошептали голоса за моей спиной.

— Он виноват в чем-то?

— Никто не знает. Кроме него. Он сам так решил, — на этот раз они говорили по очереди. Каждый по предложению. — Он счастлив, что ему предоставили такую возможность.