Комната 220

— Я его пальцем не трогал, — произнес Олег. — У него если какие ссадины и синяки есть, так это его из-под койки вытащить не могли.

— Я в курсе. Но ты все равно готовься.

— К чему? — настороженно спросил Олег.

— К тому, что помурыжат тебя от души. Ничего не сделают, но помурыжат. Может, пару месяцев, а может, пару лет.

Олег чуть было не ляпнул, что такое он уже проходил, но вовремя одернул себя. Вязкость в мыслях, тяжесть в голове мешали как следует продумать свое поведение в сложившейся ситуации. Он живо представил свою уютную комнатку в общежитии, и на сердце тотчас полегчало.

Уходя из кабинета оперативника, Олег задержался в дверях и спросил:

— Так сосед мой говорить-то хоть начал?

— Начал. Трещит без умолку, — встрепенулся полицейский. — Знаешь, как его успели окрестить? Герасимом.

— Почему? — удивился Олег.

— Потому что кроме «му-му» он ни хрена не говорит, но эти его «му-му» уже вот где, — оперативник провел ребром ладони по горлу и устало продолжил: — Ты пока в клубах зависал, он матери своей звонил и жаловался на все подряд: на запах, на холод в комнате. А еще сказал, что кто-то в углу веревку зачем-то повесил. Сказал, что не сильно она его пугала, пока ее кто-то не снял и ему на кровать не положил. Коллега мой эту тему проверял. У пацана, видать сильно припекло, если он не поленился к коменданту сбегать, только по возвращению никакой веревки в комнате не было. Так что кукушечка у паренька отлетала не сразу, ну, или несколько раз возвращалась, а потом покинула гнездышко окончательно.

Олег спускался по лестнице, когда его окликнул оперативник, перегнувшийся через перила этажом выше:

— Ты уже год в той комнате живешь?

— Ну, почти. А что?

— Там ведь когда-то давно пацан повесился. Ты сам какую-нибудь херню в комнате замечал?

— Не-а. Если бы заметил, то вряд ли я бы там жил. Так ведь?

— И не поспоришь, — согласился оперативник, наконец-то отпустив Олега.

В полицию Олега дергали еще и еще, даже не стесняясь того, что предъявить ему нечего, и единственной целью вызовов является желание подержать человека в напряжении: авось созреет для чистосердечного или допустит прокол, за который можно зацепиться. Олег повторял пояснения так часто, что местами заучил их наизусть.

— Мне, походу, проще у них в обезьяннике поселиться, — сказал Олег, сидя в кафе кинотеатра и с улыбкой наблюдая, как красавица Аня ложечкой гоняет по тарелке крошки от пирожного.

— Ты по этому поводу не вздумай переживать, — погрозила пальцем девушка. — Зато у тебя столько знакомых людей в погонах. Случись, что — не дай бог, конечно! — сразу своих недругов предупреждай: я в таком-то отделении каждую собаку знаю. А еще лучше, — Аня понизила голос, подпустила хрипотцы, — скажи так: братва, у ментов я по мокрухе прохожу, так что не надо бы вам пополнять перечень моих прегрешений. Потом обязательно выдержи основательную паузу, глазками постреляй и руку в карман, типа, сколько я зарезал, сколько перерезал.

После этого короткого представления в театре одного актера хохотали они так, что на них стали цыкать даже те, кто прежде сам никому в кафе покоя не давал. Ребята вылетели на улицу, все еще смеясь. Они продолжали бы смеяться, если бы их губы не соединились в поцелуе, какой бывает только у молодых влюбленных, лишь недавно открывших для себя страсть.

Особенного приглашения, чтобы заманить Аню к себе, Олегу не потребовалось. Он предложил, она не стала отказываться.

— Ты не боишься за свое зрение? — спросила девушка, едва переступила порог комнаты, о чьей дурной славе ничего не знала.

— А что не так?

— Здесь просто адский сумрак. Второй этаж, а прямо как в подвале очутилась.

— Сейчас будет тебе свет, — потянулся к выключателю Олег, но Аня перехватила его руку, положила себе на плечо.

Она сказала:

— Не надо света. Вот только дубак у тебя здесь жуткий.

Олег чмокнул девушку в носик и развернулся к двери, на ходу объясняя, что быстро сбегает к Павло за обогревателем.

— За обогревателем? — спросила Аня. — Возьми два… ну, этих… — она весело подмигнула, — обогревателя. Или три, чтоб до вечера хватило и не пришлось в аптеку мотаться.

Возвращаясь, Олег перепрыгивал через три ступени, столкнулся с комендантом и не поздоровался. Он нашел комнату пустой, и даже дверь не была прикрыта. Кинувшись догонять сбежавшую Аню, парень услышал короткий, ехидный смешок, которым его кто-то провожал. Хотя, могло и показаться.

Расстроенную Аню он догнал, когда троллейбус уже подруливал к остановке. На ресницах у девушки повисли слезы, лицо красавицы чудилось растерянным, немного бледным. Олег потянулся к ней, намереваясь остановить и расспросить о причинах столь резкой смены настроения, но Аня, не дожидаясь слов, ударила его коленом в бедро и злобно прошипела:

— Ты дебил, Кузнецов!