Подвал

Бедуин закончил ночную трапезу в час семнадцать. В бутылке осталось меньше половины спиртовой настойки. Часы, заботливо вынутые из глубины его засаленного бараньего тулупа и разложенные на толстой тряпке, двоились, тело охватила теплая истома. В животе чтото шевелилось и булькало. В голове расплывался туман, расплавляя мозги, глаза сами закрывались.

Было хорошо!

Он погасил свет, в темноте опрокинул табуретку, с которой ел: стеклянно звякнула банка с капустой, разбиваясь о пол, по ее останкам зазвенели пустые консервные банки, раскатываясь в разные стороны. Бедуин сыто отрыгнул.

— А черт с ней, — отрешенно подумалось о пропавшей еде и, не снимая тулупа, завалился на мягкую оттоманку. Морфей тут же принял его в свои объятия.

Мальчик занимался сексом. Женщин было несколько, а он был половым гигантом и мощно удовлетворял всех. Хотя это был не совсем мальчик, скорее это был подросток на стадии перехода в юношу, с пушком на верхней губе и большим половым аппаратом. И такими же большими, даже огромными, фантазиями на данную тему. Волны любви качали всю кампанию и Бедуин, понаблюдав какоето время со стороны, тоже ухнул в ту же пучину. Он выбрал черноволосую блондинку, совсем не удивившись такому невозможному сочетанию. Юношаподросток не обращал на него внимания и не испытывал никакого стеснения. Вокруг плавал аромат любви и похоти. Это совсем не раздражало. «Неужели все это мне только снится и, проснувшись, я ничего не вспомню?»— подумал Бедуин в сонном удивлении. Запахло подвальной пылью, и он почти осознал, где находится. Но чувство понимания только слегка коснулось его мозга, не дав настоящего знания, и тут же растворилось в окружающей обстановке.

Неистовая любовь продолжалась. Уже было понятно, что подросток тут живет. Знание пришло само. А за соседней стенкой спали его родители. Отец мальчика ворочался — еще с вечера дала знать о себе застарелая язва.

Напряжение нарастало. Окружающая атмосфера сгущалась и твердела. Бедуин понял, что сейчас произойдет — его партнер должен был разрядиться: он подошел к пику. Бедуин знал, как это бывает у мальчиков и как это называется — ночные поллюции. После таких экстазов подобные мальчики плавают в своем семени до самого утра.

Это почемуто не понравилось. Не понравилось настолько, что нужно было чтото делать. Делать срочно — мужской пульс стал ощущаться явно, с каждым мгновением усиливаясь в геометрической прогрессии, напоминая катящий с гор камнепад. Отдаленный гул нарастал, появился глухой звук, бьющий по ушам и нервам. Руки Бедуина задрожали, лицо пацана трансформировалось в ангельский лик херувимчика, глаза закрылись. Потом по лицу побежали маски, стирая небесное выражение. Зубы сжались, появился сладострастный оскал, тело забилось в судорогах. Дамы все еще кружили и ублажали парня во все тяжкие. Появились новые обнаженные фигуры.

И Бедуин сделал первое пришедшее в голову — он скомкал телеса упитанной толстушки с мощным бюстом, сидящей верхом на подростке и обнажил огромный орган, что тот себе вырастил. Конечно, только такие фантазии и должны были возникать у подобных пацанов (об этом можно было даже не рассуждать). Он ухватил за эту пульсирующую штуку, растущую как дерево из худого угловатого тела ребенка и, удивляясь, как она не проткнула всех кружащих вокруг дев, и попытался согнуть.

С первого раза не получилось. Он тут же уперся изо всех сил о внезапно появившуюся под ногами опору и сделал первый узел…

Глаза пацана превратились в два озера излучающих волны боли, раскрытый черный рот беззвучно кричал. Пышнотелые дамочки исчезли. Вокруг четко обозначился интерьер большой комнаты.

Они остались одни.

Бедуин сотворил из воздуха огромное металлическое кресло для пыток, немного напоминающее гинекологическое, и приковал пацана, чтобы не мешал. И сразу сделал второй узел. Бантика не получилось, но он и не собирался этого делать. Появившейся узел, если он не ошибался, назывался «бабским». После этого он почувствовал удовлетворение.

Потом с парнем стали происходить изменения — тот задергался в агонии и начал растворяться в окружающей обстановке.

Бедуин тут же потерял к нему всякий интерес. Но не к своему сну. Сон был очень интересен, необычен. Сон был живым и это была та ценность, то единственное «имущество», которое никто не мог отобрать. Пришло наслаждение своей свободой.

Следующий фрагмент сна был окрашен в красный цвет дешевого вина и с таким же винным запахом. Бедуин оказался за большим столом. Сидящие за ним мужики страдали, и это страдание они заливали прямо из горлышка пузатых бутылок с прозрачной жидкостью и знакомой надписью «Русская водка». Но вокруг все равно стоял винный запах. Бедуин, не таясь, осмотрел всех сидящих — там был один нормальный мужик и два придурка — у одного не оказалось тела ниже пояса, этим он походил на оживший бюст, только с целыми руками и избытком вылепленного бочкообразного туловища.