Подвал

Это совершенно не мешало почти непрерывно заливать в себя алкоголь из батареи бутылок, выстроившихся на деревянном столе в ожидании своей очереди.

Все в какойто степени напоминало очереди в виноводочные магазины эпохи борьбы с пьянством. Борьбы против чего, он знал, но так и не понял за что. По крайней мере, для него и парняхохла по прозвищу Скелет или Кащей ( он уже точно не помнил) это были золотые денечки — договариваешься с продавщицей, а потом на входе делаешь рекламу: «Кто не хочет стоять в очереди несколько часов (а так и было), набрасывает рублик сверху и получает через пять минут заветную бутылочку». Или больше. Самое хлебное время было за полчаса до обеда и за столько же до закрытия магазина. А минут за двадцать (неоднократно проверено) до окончания работы, цену можно поднимать еще выше. И высоко поднимать. Деньги текли рекой.

С потолка прямо через стол пошел водопад из серебряных монет, мятых рубликов, красных червонцев и сиреневых двадцать пяток. В потоке изредка мелькали зеленные доллары и иногда могла маняще блеснуть банкнота на пятьдесят или сто тысяч рублей, которые ему приходилось видеть достаточно редко. Стол совершенно не мешал огромному потоку, льющемуся с потолка и с чмоканьем исчезающему в дубовых, грубо сколоченных досках. Бедуин сунул руку в водопад и вытащил одну монету. На ней вместо портрета вождя мирового пролетариата, Бедуин как в зеркале, увидел третьего собутыльника. В некоторых местах тот выглядел весьма импозантно — бритый до синевы подбородок, черный шерстяной костюм, белая рубашка с хрустящим накрахмаленным воротничком, стоявшим как ограда вокруг тонкой шеи, а поверх нее шелковый узорчатый галстук. Вылитый дипломат. Но руки… руки были что надо. Человеческих кистей у того не было вовсе, их заменяла посуда — левая рука заканчивалась полной бутылкой с водкой «Экстра» (такую он давно не видел), а правая — граненым стаканом под общепринятым в его среде названием — «малиновский».

Руки периодически двигались, стакан наполнялся и тут же опорожнялся своим владельцем через рот. Над столом висел табачный смог, хотя никто не курил. Во рту у Бедуина пересохло, в области желудка ктото еще шевелился, периодически выпуская острые колючки, пронзающие до самого затылка. В висках стучало и пульсировало. Издалека шел посудный звон. И оттуда же, как сквозняком, тянуло алкогольной жаждой. Вечный Бомж сразу подумал, что тянет преимущественно из квартир соседних подъездов большого старинного здания, в подвале которого он находился. Зов шел оттуда. Зов нарастал.

Бедуин уже разбирал, что это был зов собутыльников. Нарастающий звук гремел своим отраженным эхом от каждой бутылки на огромном столе. В стоящей прямо перед ним литровой посудине бухали изнутри, просясь наружу. Бедуин знал — у первого стучащегося был огромный пятилитровый стакан — маленький хлюпкий ктото с огромной емкостью для спиртного. Бомж весь вспотел, соображая — свернуть ли пробку у бутылки. В голове звучало тихо и в крайней степени умоляюще: «Выпусти нас. Выпусти… Выпусти… Нас… Нас»…. Это были призывы умирающих от жажды в знойной пустыне заблудившихся путников. Желание их все росло, а вход (выход?) был заперт. И Бедуин знал — он единственный кто может сжалиться и впустить их в данное место.

ВПУСТИ ИХ СЮДА. СДЕЛАЙ ЭТО!

И он с легкостью сделал ЭТО. Пробка взорвалась, как во взболтанном шампанском, и метеором улетела прочь. Из недр темнозеленого стекла, укутывающего непроницаемую тьму, с космической скоростью вырвались сизые силуэты, мгновенно превратившись в реальных людей. Это были такие же отвергнутые от общества обездоленные души, как и он сам. Отличие было только в одном — те еще не дошли до стадии полной свободы, которой обладал он. Свободы от общества, квартиры, семьи и работы. Никто не имел ее в полной мере как он.

И Бедуин сжалился. Та его заветная бутылочка с иностранной этикеткой и недопитым спиртом мигом оказалась тут же. Все такая же маслянистая темнокоричневая жидкость потекла в подставленные со всех сторон стаканы, кружки, кувшины и тазики. На каждой посудине, когда он начинал лить свой божественный напиток, загоралась пульсирующая красным надпись: «Пристегните ремни безопасности». Кричащая надпись о чемто предупреждала. О чемто грозном. Он не стал ломать голову: «О чем?». Его задачей было напоить страждущих, а не забивать себя всякими умными мыслями.

Ото всюду неся шипящий шепот:

— Наливай! Наливай! И мне! И мне!

Надписи тускнели и пропадали одна за другой по мере наполнения разнообразной тары. Тара та была почти бездонной, но спирт в бутылке не иссякал.

Когда последняя жестяная кружка уплыла на другую сторону стола, он понял: ДЕЛО СДЕЛАНО!

Какое?

Ответа не было… Пока.

Но ДЕЛО ЧЕСТНО СДЕЛАНО.

И в этом месте ему уже делать нечего. Его тянуло в другие места.

Тут же черный пол дико вздыбился и принял Бомжа в свои темные объятия.