Случай на Токайдо

И я не нашел слов, чтобы возразить. Мой господин не спал уже несколько суток кряду, изрядно исхудал и был так бледен, что я начал всерьёз опасаться за его здоровье. Он говорил, что сможет вволю поесть и выспаться лишь в тот день, когда заставит отступить врагов, обосновавшихся под стенами. Гибель же предводителей войск вполне могла внести смятение в ряды осаждающих замок, а потом война и вовсе завершилась бы нашей победой.

Ныне, возвращаясь мыслями к этом дню, я знаю, что ни тогда, ни сейчас не стал бы отговаривать моего господина. Но я продолжаю рассказ.

Итак, Тояма и Акияма пали. Позже скажут, что это случилось на поле битвы. Или придумают ещё что-нибудь правдоподобное. Но я-то знаю, как всё было на самом деле.

Ину-гами нашёл сначала одного, потом второго. Чудовище соткалось из темноты и в темноту же кануло. Всего пара мгновений, но кровь уже пролилась и просочилась сквозь землю, влажную после дождя.

Ину-гами нравилось убивать. И я порой опасался, что его хозяину эта забава тоже по душе. Недаром в нашем замке не осталось тех, кто открыто бы выступал против нового даймё или упоминал, что возлагал большие надежды на маленького Дзюна. Все, кто поддерживал младшего брата моего господина, ныне были мертвы, и я не знал, по его ли приказу гневный дух расправился с ними, или собака не всякий раз прислушивалась к своему повелителю.

На нашей стороне была страшная сила — чем дальше, тем больше я осознавал это. Но однажды и она не смогла справиться с неприятелем.

Наверняка сильные колдуны-оммёдзи поддерживали нашего нового врага, этого выскочку Синкуро из Исэ, осмелившегося бросить нам вызов. Трижды посылал к нему мой господин Ину-гами, и трижды пёс возвращался ни с чем. Я видел, как оба они — и собака, и хозяин — пылали злобой, но сделать так ничего и не смогли.

Под напором войск Исэ мы вынуждены были покинуть родные земли и бежать в соседнюю провинцию Кай. Друг моего господина — Такэда — принял нас и укрыл в своём замке, обещая разобраться с Исэ, который не остановился на достигнутом, а двинулся дальше, преследуя нас.

И вот вскоре замок Такэды оказался окружен со всех сторон. С каждым днём становилось всё яснее, что осаду мы не выдержим. Боевой дух наших людей падал на глазах.

Когда же Исэ получил неожиданное подкрепление, мой господин понял, что западня захлопнулась, и выхода нет.

Помню, он метался, как раненый зверь в клетке, не узнавал меня и господина Такэду, но всё время с кем-то разговаривал, убеждал, доказывал, спорил.

Ночами он продолжал своё нервное бодрствование, и я видел сквозь фусума знакомое голубоватое свечение и чувствовал трупное зловоние. Ину-гами не оставлял своего хозяина в беде. Но я боялся, что вскоре мой бедный господин окончательно сойдёт с ума, погрузившись в несбывшиеся чаяния, и не сможет сдерживать духа, которого сам же призвал мир живых.

Если бы в тот день Такэда выдал нас врагам, всё могло бы быть по-другому. Но благородный господин намеревался сдержать данное слово — даже если бы оно стоило ему жизни.

Спустя три дня после того, как на моего господина пала тень безумия, Такэде донесли, что в ночь враг собирается штурмовать замок. Отчаяние и паника охватили всех его обитателей. Такэда направился отдавать последние распоряжения, а я понёс печальную весть своему несчастному господину.

Едва приблизившись к его покоям, я уже знал, что Ину-гами там. Но, похоже, моего господина совершенно не беспокоила вонь, расползающаяся по всему замку.

Я испросил разрешения войти, и, получив его, проскользнул в комнату, стараясь дышать ртом.

— Мой господин, сегодня ночью замок будут штурмовать, — я поклонился, едва не закашлявшись от гнилостного духа, исходившего от Ину-гами — тот как раз принялся вилять хвостом.

Новость взволновала господина. Он убрал руку с холки собаки, принялся расхаживать туда-сюда, сбивая предметы с низкого столика полами своей одежды.

Вдруг он остановился и его благородное лицо озарилось идеей. Жестом он подозвал пса.

— Ину-гами! — голос моего господина дрогнул, но не сорвался, — Иди туда, Ину-гами. Отомсти за меня. Убей их всех!

Собака послушно растворилась в воздухе. А мой господин больше не замечал моего присутствия. Он сел возле окна, устремив взгляд в темноту, и затих. Приглядевшись, я понял, что губы его беззвучно шевелятся, и он всё это время не останавливал одному ему слышного внутреннего диалога.

Я покинул покои моего господина с тяжёлым сердцем.

Едва луна показалась над крышами замковых строений, меня разыскал Такэда и велел проводить его к моему господину. Судя по его лицу, беседа предстояла тяжёлая. Не смея вдаваться в расспросы, я выполнил то, что от меня требовалось и сам устроился возле дверей — так, чтобы всё слышать, не присутствуя.

Сначала было тихо. Потом Такэда, вздохнув, начал говорить.