Афина

Несмотря на то, что дом строился в начале 90-ых годов, внутри он насквозь пропах древностью. Более всего меня поразила обширная частная библиотека профессора. Круговые полки библиотек, расположенных внутри пяти крупных апсид в разных частях дома, хранили книги самых разных пугающих тем и направлений. Здесь я встретил Corpus Hermeticum Гермеса Трисмегиста, «Трактат о реинтеграции существ» де Паскуалли, загадочный и устрашающий том «Der Exodus von Sodom», о котором знают лишь посвященные, сочинения мага Абрахама Вормсского, «Лемегетон» царя Соломона, Cantica Astrorum неизвестного автора и многие другие тексты, так или иначе связанные со средневековой магией, философией и демонологией. Передо мной оказалась порочная сокровищница еретической мудрости, к которой я немедленно испытал отвращение серьезного ученого-исследователя, не признающего лженаучные труды. Я ничего не мог с собой поделать — запретные знания, по моему мнению, представляли собой великий соблазн лишь для безумцев, но мысль заподозрить Йозефа Либеркрафта в неблагопристойных помыслах или мотивах казалась тогда абсурдом.

Первоначально он предложил мне поработать именно с теми текстами, которые имели отношение к теме моей недавней дипломной работы. В мое распоряжение поступили труды античных историков, и я с наивысшей тщательностью штудировал их. За этой кропотливой работой время проносилось очень быстро: полгода я жил у профессора безвыездно и изучал лишь многочисленные фолианты его библиотеки. Оккультные книги, некстати подогревавшие во мне нездоровый интерес, также иногда попадались в руки — Либеркрафт даже был доволен моим усердием в этом направлении, но всё же заставлял обратить внимание на другие материи. С искусностью великого манипулятора ему удалось незаметно для меня направить исследование совсем по другому направлению. «С самого начала времен, когда человечество было еще совсем юным, — говорил Йозеф Либеркрафт, — оно осознавало в мире присутствие высших, сверхъестественных сил, недоступных хрупкому разуму. Как я полагаю, люди в былые времена обладали гораздо большей мудростью, а знания их ‒ иным свойством, нежели наши, чисто технические. Тогда, в большей степени, чем сейчас, человек изучал не материю, но всё нематериальное, относимое к иному миру, иным реальностям и вселенным. Мы находились ближе к Богу тогда, чем сегодня. Итак, с самого своего рождения уловив незримое присутствие космических сил, мы перво-наперво, преклоняясь перед их божественной волей, стали вызывать их в наш мир. Для всех религий характерно обращение к этой вышней, небесной сущности, многоликой и непознаваемой. И вам стоит себе уяснить: именно в понимании этого факта, — что мы с самого начала вызывали из бездонного первозданного хаоса космических созданий, ‒ кроется ключ к нашему великому открытию. Я считаю, было бы вершиной глупости утверждать, что за тысячелетия этих громогласных призывов боги остались глухи к нашим мольбам и никак не проявили себя в этой реальности».

Исходя из мысли Либеркрафта, свидетельства существования похожих между собой культов являлись доказательством некоей его теории, которую он развивал втайне от всех в течение последних пятнадцати лет. Культ Афины служил для профессора замочной скважиной, сквозь которую он прозревал необъятную бездну далекого прошлого. По его мнению, именно к этому божеству стоило относиться с особым вниманием, а найденные мной научные статьи якобы служили тому подтверждением. Несомненная древность Афины, ее негреческое происхождение волновали меня. И вскоре, чтобы углубиться во тьму первобытных веков, мне пришлось обратиться к самым извращенным и богохульным трудам, собранным Либеркрафтом в своей библиотеке. Загадка Афины манила меня, и я не мог позволить себе остановиться. Любой ценой нужно было разгадать происхождение культа, найти его истоки под завесой ветхих тысячелетий.

Тем временем, мое пребывание в доме профессора знаменовалось различными тревожными событиями, которые постепенно пробуждали во мне необъяснимый страх и трепет. Я чувствовал, что нахожусь в ловушке. А Либеркрафт всё не делился полностью своими старыми исследованиями: он словно терпеливо вел меня по проторенной дорожке, как учитель своего ученика. И что-то подсказывало мне, некое интуитивное предчувствие наступающего безумия, что конец этой дорожки мне очень не понравится.

В январе 2012-го года мрачный и неприветливый особняк Либеркрафта наводнили различные ученые, теософы, маги и религиозные мистики. Моя озадаченность их появлением нисколько не смущала ученого — меня не удостаивали объяснением его причуде. Казалось, что могло быть общего у именитого антиковеда с этими внушающими трепет загадочными людьми? А профессор между тем даже проводил с ними тематические философские вечера. Я в них не принимал участия, да и приглашения от ученого никогда не поступало. Признаться, от этого я испытывал лишь облегчение, зная, что мне не нужно вести беседы сомнительного характера со всякого рода «магистрами» и «магессами». Некоторые из новых гостей моего покровителя так же, как и я, поселились у Либеркрафта к моему сильнейшему неудовольствию.