Догляд

), что время от времени тряска усиливалась и переходила в совершенно невозможные бешеные скачки — избу подбрасывало, кидало из стороны в сторону, да так, что кто-нибудь нет-нет да слетал со спасительной кровати, — моментально, впрочем, обратно на неё запрыгивая. Ни разу не свалились только Васильна и Наяра. Васильна сидела как-то хитро сгруппировавшись, а Наяра лежала на животе, вцепившись в кровать — в спинку, в прутья, в матрац — руками, казалось и ногами, казалось и зубами. Поначалу Андрей Денисыч боялся, что от этой «скачков» у неё снова начнутся приступы, но в скором времени перестал; не начинались. К тому же, вскоре он был просто не в состоянии бояться — его мутило, раздражение стало глухим, каким-то далёким…

— Папа, меня тошнит! — сообщил Гоша.

— Меня тоже… укачало… — промямлил Андрей Денисыч.

Домик в очередной раз сильно подкинуло, и Гоша, перелетев через Наяру, брякнулся на пол.

— Папа, всё! — заявил он и уселся на пол, обхватив колени руками. — Я тут буду сидеть. Тут лучше.

— Не можно! — зазихнула Васильна.

— Да отвяжитесь вы от него! Что «не можно»? А мозги из нас вытряхивать — можно? Что это за землетрясение такое? Что вообще происходит? Кто нас трясёт? Отвечайте, пока я не… — Андрей Денисыч не договорил, что же он «пока не», старуха в очередной раз осадила его своим непробиваемым «не можно», да ещё и, довольно резво вскочив с кровати, самым решительным образом взялась за Гошу, а вернее сказать, за его джемпер. Взялась — и потащила!

— Но бабушка! Тут и правда лучше!

— Тебе же сказали — не слазить, — равнодушно пожурила Муся.

— А я — слез! — Гоша вырвался от старухи и буквально в два прыжка оказался у окна.

— Ни-ни-ни! — замахала руками Васильна, но было поздно. Гоша отогнул занавеску…

— Папа… Там дома… Они пляшут… Знаешь, так — пляшут, и прыгают, и качаются… Это красиво!

— Это не можно!

— Чего «не можно»? Смотреть? — переспросила Муся, слезая с кровати…

Наяру полюбоваться так и не уговорили, а Гоша и Муся насмотрелись довольно скоро.

Зрелище и в самом деле было волшебным: пляшущие домики в бело-голубом лунном сиянии! Но практически одинаковые домики и двигались практически одинаково, и немудрено, что Муси с Гошей хватило минут на десять, не больше.

У всех избушек были две эти фазы, более-менее спокойная — и сумасшедше активная; все они то мелко тряслись, то начинали буйно прыгать и раскачиваться из стороны в сторону с такой амплитудой, что не хотелось и представлять, что же происходит с теми, кто, вероятно, имеется внутри. Всё это действительно было похоже на пляску… «Плясовое явление природы!» — заключил Андрей Денисыч. Настроение его снова выровнялось, даже укачивать перестало, даже непрекращающийся «погремушечный» стук не нервировал (по-видимому, гремели мелкие предметы в шкафах Васильны). Надо же — и на «избушечьи танцы» посмотрели, и «догляда» никакого, слава богу, не приключилось! А может быть, старуха «доглядом» называла просто их взгляды? Мол, нельзя им на эти «пляски» смотреть. А почему? Местная тайна?

Как только Муся слезла с койки, Васильна перестала уговаривать, умолять, стращать. Она легла рядом с Наярой и больше не проронила ни слова. Было похоже на то, что и та и другая уснули. Когда в очередной раз сильно тряхануло, а после закачало из стороны в сторону, бабуля свалилась, но, кряхтя, поднялась и взгромоздилась на прежнее место.

Гоша залез под кровать. Андрей Денисыч наклонился посмотреть, что он там делает, и усмехнулся — мог бы и догадаться. Гоша прикладывался спать, разложив на полу кучу бабкиных тряпок.

— Кинь-ка и Маринке что-нибудь. Ну давай, давай…

Дети повошкались и затихли. Да и тряска, похоже, вошла в свою спокойную фазу (Андрею Денисычу даже показалось, что эти спокойные фазы стали удлиняться, а «беспокойные» накатывали всё реже, слабели). Андрей Денисыч отвязал табуретку от ножки стола и сел поближе к окошку…

Слава тебе господи, что сегодня только суббота, не воскресенье. Ирина, конечно, с ума сойдёт, — где дети? где он? где связь? — но если завтра они вернутся — а завтра они вернутся! — он всё объяснит, конечно объяснит. Они втроём… вчетвером! ещё Наяра — всё объяснят. О, сколько всего они расскажут! А родственники Наяры? что подумают эти бедняги? Вот кто с ума-то сойдёт по-настоящему! Отпустили девчонку незнамо с кем… А может, кто-нибудь уже поехал за ней, за ними? Тогда уж лучше не сейчас, тогда уж — утром. Утром, надо думать (надо надеяться!), прекратится этот бедлам, это… мягко говоря, необычное странное явление… С чем оно вообще может быть связано? Всему ведь есть своё объяснение, наверняка и этому найдётся. Но пока… пока никаких. Кроме, пожалуй, того, «аномально-зонового». А если…

На этом размышления Андрея Денисыча прервались. Вот что он заметил: одна из избушек вела себя как-то… по-другому, не так, как остальные.