Агрономикон: Харвестеры Жатвы

Где нас ждали выпивка, барбекю и девочки?

— Быть может, — раздумчиво протянул Лакост, мрачнея. — Вероятно, планы изменились.

— А куда мы идем?

— А ты забыл, да? — крякнул старик с косой. — Разве не ты сам говорил мне, что хочешь разобраться со своей жизнью, сместить точку сборки, перейти на новый уровень, хм-м?

— А я говорил такое?

— Точно, — кивнул мой агент. — Теперь и я вспомнил. Мы уже подъезжали к Курочкам, когда тебя вдруг разобрало. Ты начал вопить про какие-то гребаные летающие окорочка и колесо, намазанное паштетом… Сказал, что должен покаяться, должен найти путь к себе. Велел мне ехать в святые места. А я знаю, где в Подмосковье святые места?! Потом я посмотрел на наши запасы, понял, что надо гнать к Савеличу, иначе мне нахрен чердак снесет от твоих монологов. Точно… И телки эти от нас свалили тогда же, испугались!

Я тяжело вздохнул.

— А идем мы, — сказал старик. — Косить трын-траву… Слыхал, может, песню?

— Какую?

— Про зайцев, — мой агент улыбнулся, как Патрик Бейтмен.

Вот ведь лудилы наркотские, подумал я. К чему они клонят? Мне стало не по себе. Я вдруг отчетливо представил, как эти двое заводят меня в чащу, привязывают к изрезанному рунами мертвому дубу, а потом превращаются в комодских варанов и разделывают меня, заправив салфетки за накрахмаленные манишки.

Я решил держать ушки на макушке, не спускать глаз с этих типов.

Мы шли и шли, и, наконец, остановились на опушке сумрачного березняка. Вокруг волнами стелился туман, трава доходила мне до колена, штанины намокли от росы.

— Отсель начнем, — сказал старик, цыкнув зубом, потер руки и поудобнее перехватил косу.

Лакост вытащил из ватника плоскую фляжку и хорошенько к ней приложился. На металлическом корпусе был выгравирован вписанный в восьмиугольник самолет, пикирующий на пальмы, написано: «dharma initiative namaste!»

— Будешь? — спросил он.

Я взял фляжку, глядя на то, как старик, сноровисто, с посвистом, работает косой, сделал длинный глоток. Закашлялся:

— Что это, блин, такое?

— Перно, — самодовольно пояснил мой агент.

— Его водой разбавляют, может слыхал?

— Чего я, нерусский, синьку водой разбавлять?

Я вернул ему фляжку. Старик молча и деловито поводил плечами, вжикал лезвием, оставляя позади охапки душистых трав, пахнущих головокружительно и сладко.

— И для чего нам эта флора? — спросил я. — Будем кашку варить?

— Ты наперед батьки не лезь, — наставительно сказал Лакост. — Он дело знает. Тут главное, не Что косить, а Когда, понял?

— Не понял.

— Это типа жест, — сказал Лакост. — Типа перформанс такой.

— И нахрена он нужен, этот ваш перформанс?

— Увидишь еще.

И тут я, действительно, увидел…

escape from zhnetsovo

Несмотря на то, что критик, скрывавшийся под ником Русый_Гармонист, в своей статье «Фосгенный чад вымученных килобайтов», посвященной выходу третьего «Агрономикона», называл меня «рупором чаяний утомленных рукоблудием и фармингом сетевых задротов» и «воплощенным пророком оскотинившейся от «ягуара» и «клинкского» школоты», в действительности я-человек старой формации, с детства впитавший традиционные культурные коды, интуитивный консерватор, в семантическом смысле — все еще одной ногой в двадцатом веке.

Поэтому передо мной не стоит вопроса, какие зомби настоящие — медленные, ромеровские, или быстрые, денни-бойловские?

Ну, разумеется, медленные.

Но рынок диктует свои правила, спрос рождает предложение, и как мало я встречал в последнее единомышленников, любителей тех еще, не растиражированных масс-медиа, медленных и неповоротливых, спотыкающихся и шаркающих живых трупов! С закаченными глазами, выставляющих вперед прямые руки со скрюченным пальцами, сопровождающих свой долгий путь за свежим мозгом характерным утробным мычанием. Здесь были для меня истоки, здесь — мои университеты, но редакторы, бета-тестеры, и даже мой сумасшедший агент — все говорили мне одно: «они должны бегать». В конце концов, я поддался на уговоры и сделал своих «некрохозников», «колдырей» и «мортельщиков» быстрыми.

Как говорил Клавдию Шварценеггер-Гамлет: «Большая ошибка!»

— Я так и знал! — орал я на бегу, обращаясь к своему агенту. — Так и знал, что ты втянешь меня в какую-нибудь некислую гребаторию!

— О Господи Боже ты мой! — вопил мой агент, швыряя в кусты разряженный, ставший ненужным, пистолет. — Да чтоб я еще хоть раз! Да хоть колесико! Да хоть полтяжечки! Да ни за что на свете! Да что это такое нахрен вообще?!

Если бы я знал ответ на этот вопрос.

Хотелось бы, конечно, ответить ему «э-э-э, стоп моторы, придержи-ка коней, детка, это точняк не я!» Но прямо сейчас это было бы не очень уместно. Тем более, в некоторой степени я ощущал свою причастность к происходящему.