Паника

На кладбище было пусто, дорога к нему заканчивалась контейнерами, почти полностью заваленными самым разнообразным мусором. Беспощадно терзаемый рвотными позывами от неслабо пованивающего тела, лежавшего в багажнике, я развернул машину, сдал поближе к свалке и выскочил из салона, жадно хватая ртом морозный воздух. К ночи обещали похолодание и снег. Совсем не по-весеннему.

Разгребать мусорные завалы удовольствие само по себе сомнительное, однако оно чуть больше пришлось мне по душе, чем необходимость прятать труп под незамерзшими нечистотами, переломанными досками, коробками с хламом. Отгоняя прочь тяжелые мысли, желая отвлечься от смрада, назойливо лезшего в нос, я гадал, что за гниль попадается мне под руки, с какой целью притащили сюда рубероид и ковер, затертый до дыр. Наверное, мне хотелось хоть чем-то отвлечься от размышлений о сути своего занятия — не вижу другого объяснения.

Труп исчез под мусором, и я направился к машине, найдя работу выполненной на твердую четверку. Не доходя всего ничего, я сбавил шаг и принялся максимально незаметно отряхивать костюм, потому что рядом с моим «Лексусом» стоял темно-синий седан со значком «Вольво».

— Здесь вообще-то запрещено бытовой мусор выбрасывать. Местных постоянно за это гоняют, — сказал небритый мужчина лет пятидесяти, закуривая.

В голосе хозяина «Вольво» особой претензии не слышалось, конфликтовать он явно не собирался и говорил так, словно констатировал непреложный факт. Но меня упоминание о местных и бытовом мусоре покоробило. С чего он вообще решил, что я приперся в спальный район с мусорными пакетами, чтобы здесь от них избавиться? Неужели по моему костюму, по машине не становится очевидным, что подобное предположение выглядит по меньшей мере смешным?

— Окурок некуда было пристроить, — нашелся я с ответом. — Салон в машине без пепельницы.

— А-а, — кивнул хозяин «Вольво» с видом человека, отлично понимающего проблему. — Дешевая пепельница превратилась в дорогую опцию. Такая же фигня. Я еще засомневался: вроде прилично одетый парень, и что могло понадобиться на помойке? — он замолчал, отвернулся к воротам, ведущим на кладбище, потом спросил: — Навещали здесь кого-то?

— Бабушку, — отозвался я и мысленно обругал себя последними словами, потому что ответ мой был слишком скорым. Впрочем, я тут же ухудшил ситуацию, когда добавил: — И деда.

Дебил! Какой же я дебил! Ни к чему обилие лишних деталей, ведь на них обычно и палятся идиоты. Ни к чему вообще сам разговор. Отделался бы каким-нибудь невразумительным мычанием, сел в машину и укатил подальше. А что теперь?

— У меня здесь мама и папа лежат, — грустно сказал мужчина. Странно как-то сказал, по-детски. Не мать, не отец, а мама и папа. — Постоянно их навещаю, если поблизости бываю. Они у меня рядышком лежат. Приеду, посмотрю, оценю местечко между их могилками.

— Зачем? — не понял я.

— Время придет, рядом хочу лечь. Точнехонько между ними. Я участок давно за собой застолбил.

Мужчина грустно улыбнулся, посмотрел на окурок и взглядом поискал, куда бы его пристроить. Похоже, необходимость не разбрасывать мусор у кладбища не особенно волновала его раньше, и только теперь он изменил свое отношение. Мужчина отправился к мусорным контейнерам. С замиранием сердца я смотрел ему вслед, не сразу заметив, как похолодало еще сильнее, как с неба несколькими зарядами сыпанула снежная крупа. Попадая на машины, отскакивая и ссыпаясь с крыш и стекол, она издавала звук, напоминающий звук маракасов.

Крупа закончилась. Воцарилась тишина, скрылся ветерок, и огромные невероятно красивые пушистые снежинки, закружились вокруг меня, и, несмотря на раннюю весну, рождали своим появлением и танцами стойкое ощущение приближающегося Нового года. Вот только смрад портил всю картину. Будто бомж каким-то образом сумел выбраться из завалов и доковылял до меня, чтобы преследовать вечно.

— Надо бы позвонить в муниципалитет, — с нотками небольшого раздражения сказал хозяин «Вольво», возвращаясь. — Помойка переполнена. Вонища стоит немыслимая. Пусть вывезут.

— Обязательно позвоню, — поморщился я. — Это, конечно же, не дело.

Отъехав от кладбища, я включил подогрев сидений и настроил климат-контроль на максимальную температуру, однако это не помогло. Мороз засел глубоко в теле и не желал оставлять меня. Зубы стучали, потекло из носа, а по ногам бежала дрожь, намекая на судороги. Казалось, что я сам источал холод.

Поселившаяся в голове тревога не хотела отпускать, не уходила и точила изнутри, изводила до тех пор, пока я не понял, чем вызвано волнение. Когда до моего дома оставалось два квартала, я принял влево на перекрестке и развернулся, направившись обратно на кладбище.

Как часто хозяин «Вольво» навещает умерших родных? Сказал, что часто. А ведь он отличный свидетель, очень опасный для меня. Чего доброго и номер моей машины запомнил.