Кресты и бубоны

Я выдавил зубную пасту прямо в рот, набрал воды и прополоскал горло. Резкий мятный запах слегка прочистил мозги. Пора приводить себя в порядок — впереди очередной обычный день. Ничем не выделяющийся из серой череды будней. Забираясь в душ, я уже знаю, что буду делать через час, через пять, через двадцать.

Через час я выйду из квартиры, умытый и расчесанный, давясь натощак дымом сигареты — курить начал после смерти жены, полгода назад.

Я доберусь до банкомата и воспользуюсь карточкой — компания, которая переселила нас из зоны заражения, не скупится на отступные.

Сниму ровно столько, чтобы хватило на день — сумма, рассчитанная методом проб и ошибок, не подлежит обсуждению.

Загляну в ближайший супермаркет, чтобы потратить часть денег на две пачки «Стиморола» и бутылку коньяка, не самого дорогого, но и не дешевого. А вот закуска подождет — желудок бунтует даже при мысли о пище.

Словлю такси — права у меня забрали, а машина, то, что от неё осталось, стоит на штрафной площадке. Сяду на заднее сиденье, отхлебну из горлышка и назову адрес. Впрочем, последнее необязательно — для большинства местных водителей я постоянный клиент.

Последующие четыре часа проведу, сидя напротив песчаного холмика, увенчанного деревянным крестом, в окружении мраморных надгробий и оград из нержавейки. Я поправлю ленты на уже немного выгоревших венках и представлю, каким будет памятник. Я начну отхлебывать из бутылки время от времени и зажевывать каждый глоток парой подушечек жвачки. Сидеть, плакать и заглядывать в глаза воронам — завсегдатаям кладбища. Да, памятник, необходимость его установки в положенное традицией время — один из двух якорей, удерживающих меня…

Один из двух…

За мной приедет заведомо предупрежденный таксист и я окажусь в другом месте. Оно называется «Федеральный центр по борьбе со СПИД и другими инфекционными заболеваниями».

Там, я проведу столько времени, сколько позволят врачи, потом вернусь домой, по дороге вновь посетив супермаркет.

Поздно ночью я отключусь, чтобы часа через четыре подняться и тошнить над раковиной. Душ, банкомат, коньяк, кладбище, больница, коньяк. И Сны. Сколько так продолжается? Сбился со счета.

Центр встретил меня играющими на стеклянном фасаде солнечными бликами. Как старого знакомого — но я не напрашивался ему в друзья. Блеск стекол напоминает о витражах средневекового собора. Я ненавижу это здание.

Вахтерша, сочувственно вздохнув, забрала в гардероб верхнюю одежду, выдала взамен зеленый халат, бахилы, марлевую повязку и берет. Повязка — это хорошо, она оградит окружающих от моего перегара. Я поднялся наверх в реанимационное отделение. Знакомыми коридорами, в которых первые разы боялся заблудиться, а теперь нашел бы дорогу, будь даже мертвецки пьяным. Прошел беспрепятственно — я здесь такой же привычный гость, как и на кладбище. Не только поэтому — еще я практически последний из тех, кто попал под выброс.

Палата — я замер у входа, собираясь с силами. Через стеклянную дверь видна кабина дежурного персонала, отделенная перегородкой от пространства с больными. Внутри кабины узкоплечая фигура склонилась над столом. Судя по движениям, человек ест. У них что — нет специального помещения для приема пищи? А может — он просто заполняет журнал. Я взялся за ручку двери, одновременно мне на плечо легла теплая ладонь.

— Мы можем поговорить?

Профессор. Не реаниматор — инфекционист. Имен и фамилий я не запоминаю. Но этот — профессор, точно.

— Да.

— Тогда давайте пройдем в мой кабинет.

Я кивнул и послушно поплелся следом. Влево, вправо, вверх-вниз — инфекционное отделение находится в противоположном от реанимации крыле. В кабинете профессора мы уселись друг напротив друга и помолчали. Он ждал от меня вопросов — у меня их не было. Я просто хотел в палату. Я знал больше, чем врач мог мне сказать. Это он позвал меня к себе.

— Боюсь, мы ничего не сможем сделать.

Я медленно закрыл и открыл глаза — да.

— Сепсис — затронуты практически все органы. Если бы не аппарат…

Отдал бы свою жизнь тому, кто отключит эту дьявольскую установку. Вот только кому она нужна, такая жизнь?

— Самое страшное то, что анализы и высевы ничего не показывают. Все понимают — инфекция есть, но диагностировать её не представляется возможным. Наши препараты бессильны. Мне кажется, что это нечто… новое.

Химическое отравление — результат аварии на заводе каких-то там зелий. При чем здесь инфекция?

Я молчу и смотрю прямо в глаза собеседнику.

— Понимаю Вашу реакцию. Да, официально подтверждено, что выброс не носил бактериальный характер. Прежде, чем попросить Вас об одном… одолжении, хотел бы узнать: что Вы знаете о пандемиях чумы, о черной смерти?

Надо же — профессор все-таки ухитрился меня заинтересовать. Знаю… Знает он, почерпнувший сведения из умных книжек.