Легенда Кирничской долины

— Ну и что?

— Умеющие считать и думать, — старуха повернулась к толпе, — считайте и думайте.

— Смотрите! — вдруг закричал Хайнц.

Со стороны моста к площади шла молодая женщина.

У Свена тоскливо заныло сердце. Он признал молодую еврейку, которую полмесяца назад видел в повозке торговца. Нежно взглянул на спящую Шарлотту. Девочка открыла глаза, улыбнулась ему и сладко потянулась.

Женщина шла, едва передвигая ноги, низко опустив голову, словно искала что-то на земле. Время от времени она поднимала взгляд, и в её глазах читалось отчаяние и готовое вот-вот загореться безумие. Увидев толпу на площади, она в нерешительности остановилась.

— Я знаю её, — сказал Уве. — Это дочь еврея-торговца из Зебница. Говорят у неё какая-то редкая и очень заразная болезнь, которая лишает людей разума.

Альтендорфцы подались к воротам церкви.

— Что ей здесь надо? Пусть уходит! Прогони её, Уве!

Всезнайка смело подошёл к женщине. С минуту они о чём-то тихо говорили, но вдруг еврейка бросилась на старика с кулаками. Всезнайка, бывший на две головы выше её попятился под яростным напором.

— Верни мне мою дочь! — кричала она.

На смуглом лице её было такое отчаяние, что Свен не выдержал. А тут Шарлота завертела головкой, и личико её скривилось, хотя она не могла видеть мать за спинами людей. Как бы не заботился парень о девочке, а мать он ей всё равно не заменит!

Лесник подошёл к женщине с малюткой на руках.

Та увидела Шарлотту и бросилась к ней

— Ты бросила ребёнка умирать в заброшенном боне! — сказал Свен с укором, закрывая от неё дитя.

Шарлотта уже плакала во весь голос.

Женщина остановилась, словно наткнулась на невидимую стену.

— Неправда! Отец связал меня и отнял мою девочку.

К ним подошёл пастор Маркус.

— Если она твоя дочь, почему у неё христианское имя? — спросил он.

— Её отец — гой из уважаемой семьи в Дрездене. Он отнёс её в церковь Марии Магдалены, где ей дали имя. А потом его убили на дуэли.

— А почему ты, женщина требовала свою дочь у него?

Пастор указал на Уве.

— Я же говорил, она сумасшедшая! — закричал Всезнайка.

Женщина обратила на него гневный взор.

— Ты лжёшь! Мой отец ездит в Дубровник, где продаёт туркам девочек для гаремов. А ты каждую весну приносишь ему детей!

— Ты знаешь, женщина, — возвысил пастор голос, — что только что произнесла серьёзное обвинение против христианина. И если это окажется ложью…

— Мой отец и сейчас ждёт его в лесу, за рекой, — устало произнесла еврейка.

— Вот теперь лжёшь ты, — усмехнулся пастор. — Мост разобрали, и через разлившийся Кирнич невозможно перебраться. Тем более с ребёнком на руках.

— Но ведь я пришла к вам с того берега, из леса. Могу показать как.

Свен видел, как при этом разговоре загорелое лицо Уве стало белым как известь, которой он рисовал на домах иудейские звёзды. Некоторые из толпы подошли ближе, чтобы слышать разговор.

— Показывай, женщина, — воскликнул Вилле-кузнец, — и ничего не бойся.

Та повела их на берег реки, то и дело, бросая нежно-тревожный взгляд на свою дочь, сидящую на руках у лесника. Девочка, устав от плача лишь судорожно всхлипывала.

В четверти мили от моста на заросшем берегу, молодая еврейка показала спрятанную небольшую деревянную лодку. За ствол росшего на берегу дерева была привязана прочная верёвка, уходившая в четырёх футах над водой на противоположный берег.