Корсиканец

— Н-нет, — подозрительно посмотрела на Фирсова женщина.

— Но, меня никто не убивал, — примирительно развел руки врач. — Согласитесь, конфуз получается.

— И тебя убили! Всех, всех убили!

— Хорошо, — Максим Сергеич сказал это сколь можно мягче. — Позвольте, о другом поговорить. Человек… По имени Ишка… Как бы с ним мне обсудить дела некоторые?

— Не надо с ним! — опустила глаза женщина и начала стучать рукой по столу. — Не надо… НЕ НАДО! — вдруг, закричала она, продолжая исступленно бить по столу. — НЕ НАДО!

— Не будем, хорошо! — Максим Сергеич схватил руку пациентки. Та от ударов покраснела, кое-где ободралась лоскутами кожа. — Слышите, Марфа Петровна? Не будем!

Женщина посмотрела на державшую ее ладонь и прислонилась к ней румяной от болезни щекой:

— Не надо, Ишки…

— Не будет, не будет, — успокаивающе повторил доктор. — На сегодня закончим, пожалуй. Сейчас… — он осторожно высвободил руку и подошел к двери. — Никифором будешь? — заприметил он в коридоре угрюмого детину в белом халате.

— Он самый, ваше благородие.

— Да какое тут «благородие»! Максимом Сергеичем зови. Отведи пациентку в палату и проследи, дабы сегодня ей влажные примочки поделали… И капелек валериановых по 30 штук на стакан воды — после каждого приема пищи. А, и руку ей промыть надо!

— Сделаем, Максим Сергеич.

Отпустив Марфу Петровну, герой наш принял еще нескольких пациентов, а оставшихся — перенес на другой день, решив прежде ознакомиться с историями болезней.

Посему, Максим Сергеич вышел из кабинета и направился на встречу с главврачом.

— Максим Сергеич! — натолкнулся на него в коридоре фельдшер Казаухов. — Как работается?

— Благодарю, движемся потихоньку.

— Вы, — оглянулся по сторонам фельдшер. — Часом, больного Ефимова еще не принимали?

— Нет, а что такое?

— Это хорошо. Как будете — скажите, что вы — Суворов! Я ему сказал, так он мне каждый день при встрече честь отдает! — мерзко захихикал Казаухов.

— Позвольте, как же так можно! — возмутился Максим Сергеич. — Мы лечить их должны, а не… Издеваться!

— Да что ж вы, Максим Сергеич. Неужто, жизнь ничему вас не научила? Сами подумайте, сколько больных до нас было, и будет после? Лечи, не лечи — всех не перелечишь! Так что все это — полнейшая фик-ци-я. Так я вам скажу.

— Знаете, я шел к Владимиру Олеговичу… — чудом сдержал свое благородное возмущение доктор.

— А! Да, да, конечно. Не изволю долее задерживать. Но про Суворова не забудьте!

Владимир Олегович оказался под стать столу, за которым сидел, — низким, квадратным и явно на долгие годы сделанным. С не по возрасту живыми черными глазами и аккуратной бородой.

Они немного поговорили о последних веяниях в психиатрии, приятно удивились, когда выяснили, что выписывают один и тот же научный журнал, да и собрались каждый дальше заняться своими делами.

— Один вопрос, если позволите, Владимир Олегович? — уже поднявшись со стула для посетителей, спросил Фирсов.

— Конечно, дорогой мой. Чем могу…

— Пациентка одна сказала мне, что… Усомниться можно в причинах смерти моего предшественника. Мне же говорили, это несчастный случай…

— Да что ж вы, голубчик, пациентов слушаете, — усмехнулся главврач. — Они и не такого понарасскажут. Дай только волю… А что до Павла Петровича…

Не уследили мы за ним… Не выдержал напряженной работы — спиваться начал, от людей удаляться… Так и гулял он по лесу как-то и по нетрезвости, полагаю, склона не заметил — упал и… насмерть. Охотники только через два месяца нашли, и то — случайно. Мы уж думали — бежал…

— Ну, спасибо, — облегченно вздохнул доктор. — Успокоили. А то я уж думать начал… Да уж, ввела она меня в заблуждение, пациентка эта… — Максим Сергеич поблагодарил главврача за разъяснения и отправился обратно к себе — изучать журналы наблюдений.

В записях по Марфе Петровне, с которых он решил начать, в основном шли подробные описания диалогов врача с разными «личностями» сей пациентки. Надо сказать, большинство их было почти безрезультатными. Как ни пытался его предшественник всеми возможными и невозможными способами выведать истинную натуру Ишке, но тот всегда ускользал, словно некий бесплотный дух.

Лишь единственную запись психиатр охарактеризовал, как проявление таинственной четвертой личности:

«… Чувствовал я, что настроение у нее благодушное и спросил, каков он из себя. Тут-то и случилось — лицо ее изменилось, стало злым, как у Сатаны. И ждал я уже, что покажет он себя, однако на том все и закончилось»…

В последующие дни, судя по журналу, диалоги становились все длиннее, а ремарки самого Павла Петровича — все запутаннее и туманнее. Похоже, идея установить личность этого Ишки настолько захватила врача, что тот стал забрасывать другие дела, забывать про сон и еду…

— Максим Сергеич?