25 мин, 9 сек 3927
— подался вперед Фирсов.
— Угли… Угли… — завертела она головой. — Угли…
— Он жег вас? Кожу прижигал?
— Угли! Угли! — движения головой становились все яростней и быстрее.
— Марфа Петровна, нету их. Углей нету. Все в порядке!
— УГЛИ! — завизжала она во весь голос и резко остановилась. На Максима Сергеича с невероятной злобой и ненавистью смотрело лицо Ишки.
— Я полагаю… — вдруг, пациентка бросилась вперед и вонзила перо в руку врача. — Ааааа! — закричал тот и попытался отскочить… но женщина один прыжком преодолела стол и повалила его на пол:
— На мое позарился! — прорычала она, брызжа слюной. — Мое! — И стала бить его по лицу, раздирая ногтями кожу.
— Постой… Нет… — врач попытался защищаться, но у тощей с виду пациентки сил оказалось гораздо больше, словно он и в самом деле дрался с мужчиной.
— Моя она! — Максим Сергеич уже перестал чувствовать руки от ударов и только прятал, как мог, лицо.
— М… Марфа Петровна… Марфочка… — неожиданно мягко, сквозь боль, произнес он. — Мне можно сказать… Можно поплакать. Ругать я не буду…
— Не смей! Не отдам!
По разодранной щеке Фирсова потекла, заливаясь в нос, в рот его собственная кровь.
— Марфочка… Поплачь… Все уже…
— Убью! — врача едва не вырвало от сильнейшего тычка коленом в живот.
— Поплачь девочка… Можно уже… — чуть не теряя сознание, прошептал Максим Сергеич. Удары начали ослабевать. — Можно уже… Я не обижу… Все хорошо будет…
Фирсов медленно разнял руки — никто больше его не бил. Никифор, в суматохе вошедший совсем незаметно, обхватил пациентку и волок по полу от врача. Марфа Петровна не вырывалась — только всхлипывала тихонько, сотрясаясь от той страшной дрожи, какая бывает лишь в минуты сильнейших нервных потрясений.
— Живы? Ваше благородие?
— Жив… — с трудом поднялся Максим Сергеич.
— Связать ее?
— Не надо, отпусти. Видишь, прошел уже приступ.
Все хорошо… — подошел он и начал гладить Марфу Петровну по голове. — Ишки нет больше. Тут никто тебя не обидит.
— Н-нет… — завертела головой женщина.
— Что такое?
— Тут он… нигде не спрятаться…
— Нет-нет! Это все осталось позади. Прошло… Уже и лет прошло сколько…
— Не осталось… Тут он…
— Как же… Или… Погоди, он тут, в лечебнице? Приходит к тебе?
— Да! Нигде не спрятаться!
— Кто он? Пациент? Врач? Из города приходит? Марфочка, кто?
— Н-не знаю! Тут он! Тут…
— Ладно… Не страшно, что не знаешь… Я найду я его… И все закончится. Только… Никифор, пойди за водой? Горячей и побольше принеси.
Санитар посмотрел сначала на пациентку, потом — на врача:
— Не прибьет она вас?
— Не прибьет, давай скорее.
Максим Сергеич дождался, когда детина покинет помещение:
— Марфа Петровна, пока его нет, отведу я вас в свою комнату. Вы там сидите и не показывайтесь никому! Хорошо?
«Ибо любой тут и, даже Никифор, Ишкой может быть… Но кто?»
— Хо-хорошо… — сквозь всхлипывания прошептала пациентка.
— Вроде бы, правильно идем. Но я сам там не был, только со слов знаю…
«Он или не он?!» — думал Фирсов, шагая за смотрителем по лесу. Всю дорогу от лечебницы психиатр то и дело прятал руку за пазухой, где был укрыт от посторонних глаз заряжённый пистолет. — «Движется, как будто знает куда. А говорит — нет»…
— Максим Сергеич, может, вернемся таки? Промыть бы вам раны? А то и смотреть страшно — в гроб краше кладут.
— Потерплю, Сильвестр Андреич. Ничего страшного.
«Что ж ты меня отваживаешь? Поди, не хочешь, чтобы я место то увидел… Чтобы не понял то, что и Павел Петрович покойный понять сумел!
А, может, не он? Знаю, что Варенька не врала, потому как женщина она и Ишкой быть не может. Но он-то зачем врал тогда?!»
— Точно, Максим Сергеич. Вон, обрыв тот, — указал на крутобокий холм впереди смотритель. — А, вон, и дерево, которое Павел Петрович телом сломал своим. Все, как говорили охотники.
Врач, вслед за Сильвестром Андреичем, встал под самим обрывом и осмотрелся. Деревце с треснутым стволом… Прошлогодняя листва под ногами, где-то птица трещит… Максим Сергеич, вдруг, понял, что и сам не знает, что искать.
— Смотрите, Сильвестр Андреич, на деревья. На них ответ, — вспомнил он записи из журнала.
И стали они обходить место по кругу. Фирсов держался при этом так, чтобы спину не подставлять, и краем глаза за спутником своим следил.
«Нападет? Ежели он, то убить захочет, как и Павла Петровича! Непременно нападет! Ну, только сделай подозрительное что — пристрелю! Под суд пойду, но пристрелю!»
Психиатр опустил глаза на показавшийся интересным предмет… но то была обычная ветка. Когда же поднял он взгляд, то рядом никого не оказалось.
— Угли… Угли… — завертела она головой. — Угли…
— Он жег вас? Кожу прижигал?
— Угли! Угли! — движения головой становились все яростней и быстрее.
— Марфа Петровна, нету их. Углей нету. Все в порядке!
— УГЛИ! — завизжала она во весь голос и резко остановилась. На Максима Сергеича с невероятной злобой и ненавистью смотрело лицо Ишки.
— Я полагаю… — вдруг, пациентка бросилась вперед и вонзила перо в руку врача. — Ааааа! — закричал тот и попытался отскочить… но женщина один прыжком преодолела стол и повалила его на пол:
— На мое позарился! — прорычала она, брызжа слюной. — Мое! — И стала бить его по лицу, раздирая ногтями кожу.
— Постой… Нет… — врач попытался защищаться, но у тощей с виду пациентки сил оказалось гораздо больше, словно он и в самом деле дрался с мужчиной.
— Моя она! — Максим Сергеич уже перестал чувствовать руки от ударов и только прятал, как мог, лицо.
— М… Марфа Петровна… Марфочка… — неожиданно мягко, сквозь боль, произнес он. — Мне можно сказать… Можно поплакать. Ругать я не буду…
— Не смей! Не отдам!
По разодранной щеке Фирсова потекла, заливаясь в нос, в рот его собственная кровь.
— Марфочка… Поплачь… Все уже…
— Убью! — врача едва не вырвало от сильнейшего тычка коленом в живот.
— Поплачь девочка… Можно уже… — чуть не теряя сознание, прошептал Максим Сергеич. Удары начали ослабевать. — Можно уже… Я не обижу… Все хорошо будет…
Фирсов медленно разнял руки — никто больше его не бил. Никифор, в суматохе вошедший совсем незаметно, обхватил пациентку и волок по полу от врача. Марфа Петровна не вырывалась — только всхлипывала тихонько, сотрясаясь от той страшной дрожи, какая бывает лишь в минуты сильнейших нервных потрясений.
— Живы? Ваше благородие?
— Жив… — с трудом поднялся Максим Сергеич.
— Связать ее?
— Не надо, отпусти. Видишь, прошел уже приступ.
Все хорошо… — подошел он и начал гладить Марфу Петровну по голове. — Ишки нет больше. Тут никто тебя не обидит.
— Н-нет… — завертела головой женщина.
— Что такое?
— Тут он… нигде не спрятаться…
— Нет-нет! Это все осталось позади. Прошло… Уже и лет прошло сколько…
— Не осталось… Тут он…
— Как же… Или… Погоди, он тут, в лечебнице? Приходит к тебе?
— Да! Нигде не спрятаться!
— Кто он? Пациент? Врач? Из города приходит? Марфочка, кто?
— Н-не знаю! Тут он! Тут…
— Ладно… Не страшно, что не знаешь… Я найду я его… И все закончится. Только… Никифор, пойди за водой? Горячей и побольше принеси.
Санитар посмотрел сначала на пациентку, потом — на врача:
— Не прибьет она вас?
— Не прибьет, давай скорее.
Максим Сергеич дождался, когда детина покинет помещение:
— Марфа Петровна, пока его нет, отведу я вас в свою комнату. Вы там сидите и не показывайтесь никому! Хорошо?
«Ибо любой тут и, даже Никифор, Ишкой может быть… Но кто?»
— Хо-хорошо… — сквозь всхлипывания прошептала пациентка.
— Вроде бы, правильно идем. Но я сам там не был, только со слов знаю…
«Он или не он?!» — думал Фирсов, шагая за смотрителем по лесу. Всю дорогу от лечебницы психиатр то и дело прятал руку за пазухой, где был укрыт от посторонних глаз заряжённый пистолет. — «Движется, как будто знает куда. А говорит — нет»…
— Максим Сергеич, может, вернемся таки? Промыть бы вам раны? А то и смотреть страшно — в гроб краше кладут.
— Потерплю, Сильвестр Андреич. Ничего страшного.
«Что ж ты меня отваживаешь? Поди, не хочешь, чтобы я место то увидел… Чтобы не понял то, что и Павел Петрович покойный понять сумел!
А, может, не он? Знаю, что Варенька не врала, потому как женщина она и Ишкой быть не может. Но он-то зачем врал тогда?!»
— Точно, Максим Сергеич. Вон, обрыв тот, — указал на крутобокий холм впереди смотритель. — А, вон, и дерево, которое Павел Петрович телом сломал своим. Все, как говорили охотники.
Врач, вслед за Сильвестром Андреичем, встал под самим обрывом и осмотрелся. Деревце с треснутым стволом… Прошлогодняя листва под ногами, где-то птица трещит… Максим Сергеич, вдруг, понял, что и сам не знает, что искать.
— Смотрите, Сильвестр Андреич, на деревья. На них ответ, — вспомнил он записи из журнала.
И стали они обходить место по кругу. Фирсов держался при этом так, чтобы спину не подставлять, и краем глаза за спутником своим следил.
«Нападет? Ежели он, то убить захочет, как и Павла Петровича! Непременно нападет! Ну, только сделай подозрительное что — пристрелю! Под суд пойду, но пристрелю!»
Психиатр опустил глаза на показавшийся интересным предмет… но то была обычная ветка. Когда же поднял он взгляд, то рядом никого не оказалось.
Страница
6 из 8
6 из 8