Тёмный

Ещё тридцать сребреников на хлеб насущный готовы.

«Дождливый день сегодня, пасмурный, как, впрочем, и вчера, — думал он, глядя в окно, — и почему все так ждут эту весну? Что у кого просыпается? Сплошная сырость и грязь». За последние два года излюбленным занятием у него стало вот так стоять и наблюдать в окно, словно подсматривать за природой, людьми. Его тешило непонятное ощущение комфорта, которое приходило в такие минуты серого и ненастного дня, когда за окном люди бежали по лужам, прячась от дождя под зонты или кутаясь в капюшоны. А Герман в тепле выглядывал из-за тонкой тюлевой шторы и наполнялся незримой силой. Комфорт, какой не в силах испытать, просто сидя в своём кресле. Сродни вампиру высасывал Герман из прохожих энергию, чтобы прожить ещё один день. Ведь своей уже не осталось.

Он накинул плащ и вышел на улицу. Какая сила влекла его? Голод грыз изнутри, душа требовала, протестовала. Но против чего? Герман устал видеть мир серым, устал подглядывать за стеклом. Ужас бессонных ночей вытянул эмоции из души, иссушил её до дна.

— Герман, смотри какая просторная квартира! — Голубая гладь Марининых глаз светилась изнутри.

Девушка летала по пустым комнатам в заразительном воодушевлении. Она кружилась, копна светлых волос веером взмывала над узкими девичьими плечами и водопадом струилась на грудь. Ради мимолётного счастья любоваться этим, Герман мог согласиться на любое безумие.

— Милая, но ведь мы не сможем за неё платить, — посмел возразить он.

— Ну и что? Мой дядя не так беден, он может и подождать с оплатой, — она по-детски подмигнула ему и добавила, — ты же скоро станешь знаменитым писателем.

— Это не известно. Да и писатели не зарабатывают так много.

— Ничего. Ты что-нибудь придумаешь. Я в тебя верю! А дядя подождёт.

Марина перебежала в соседнюю комнату, а Герман стоял у окна, из которого открывался вид на вьющийся вдаль бульвар. Между двумя оживлёнными дорогами тянулась пешеходная аллея с деревянными скамейками. Там бурлила жизнь — ветер подметал тротуары, заигрывал с зелёными ёлочками. «Возможно, Марина права. В таком уютном месте наверняка и работать хорошо. Да и стимул будет» — уговаривал себя.

— Дорогой, а эта комната будет нашей спальней! — донеслось из-за стены.

Фигура Германа всё удалялась, пока совсем не размылась в сужающейся дымке бульвара. Глаза старого дома сквозь тюлевую паутину провожали человека, точно зная, что этой ночью он по-прежнему будет здесь, за своим столом.

Под мелким дождём отросшая чёлка намокла и облепила высокий лоб. Прямой длинный нос, короткая, словно лёгкий штрих, и ровная линия рта придавали чрезмерную серьёзность его лицу, отчего он выглядел старше года на три. Герман продрог, губы побледнели и истончились в еле уловимую ниточку. Ссутулившись, он брёл по городу, который когда-то улыбался ему всеми красками лета. Теперь же улицы превратились в калейдоскоп серых клякс, пёстрых прохожих и вонючей подземки.

За стойкой ресепшн офисного здания его встретила улыбчивая секретарь Леночка:

— Герман, привет! Какими судьбами?

— Да так. По делу зашёл. Вызови, пожалуйста, Марину. Пусть спустится.

— Дак, а это… Марина же, вроде как, без сохранения пару дней взяла.

— Что?

Девушка замялась, слегка понизив голос, спросила:

— Ты не знал что ли? Поссорились, да?

— Да не! Всё в порядке. Просто забыл. Ладно, пойду я. Извини!

Перед глазами Германа возникла спальня, наполненная солнечным светом раннего утра. На подушке, откинув одеяло, лежала Марина. Фарфоровая хрупкость её фигуры завораживала. На обнажённую грудь падал лучик, словно ему тоже хотелось исподволь дотронуться до молодого женского тела. Марина повернулась к Герману и призывно улыбнулась. Ему казалось, что водяная гладь хлынет из её глаз и накроет их с головой. Он прикоснулся подушечками пальцев к розовой ареоле. Белая кожа мгновенно покрылась мурашками так, что ему неудержимо захотелось согреть любимую в своих объятьях. В то яркое утро они принадлежали друг другу. Марина была его Мариной. Где же он проглядел? Как он умудрился её потерять?

Герман не заметил, как на смену дождю выглянуло солнце. Его лучи согревали, но свежесть ещё наполняла воздух. Всё благоухало ароматом просыпающейся земли. В небе постепенно проявлялся разноцветный купол. Навстречу попадались весёлые парочки. Без слов признавались друг другу в любви — украдким взглядом, лёгкой улыбкой в ответ. Их лица светились искренней чистотой, как молодая радуга над головами.

— Когда же мы начнём жить, Герман?

— Марина, мы и сейчас живём. Ведь нам хорошо вместе.

— Нет! Ты не понимаешь! Наша молодость проходит в четырёх стенах. А я хочу посмотреть мир. Мы ни разу не были на море. Ну, давай хотя бы в «Пушкин» сходим! Светка рассказывала, что видела там как-то Галкина.