Добавить в моё избранное
25 мин, 56 сек 11936
Впрочем, тоже ненадолго, уже чуть было не достались они царской охранке, да Ванька успел, перехватил под носом у стрельцов.
Самогудке тоже не повезло. Ее Иван отдал мужикам села Довольного, чтобы смогли они выкупить землю у Дикого барина. А барин в самогудку такого запихал, совсем в кровопийцу превратился. Вместе со своими домочадцами полсела загрыз, пока не отобрал Ванюха опасную коробочку. Одна надежда у Дурака оставалась, что хоть скатерть-самобранка попала в надежные руки. А так как прямая дорога на Кукино болото все равно вела через Кащеев замок, так что ж не заехать, не убедиться. Заодно и погостить денек-другой.
Путешествовал Дурак на этот раз с комфортом, на гнедой кобыле Сечке. Та, правда, бегать не любила, и, когда требовалось прибавить ход, начинала двигаться боком и высоко подбрасывать зад, но в остальном была кобылой неприхотливой и послушной. А так, все было, как и прежде: вещички в мешке, фуфайка туго перетянута солдатским ремнем, за спиной в чехле старенькая секира, которую Иван уже привык выдавать за меч-кладенец.
Осень в этом году выпала сухая и теплая, встречный воздух приветливо раздувал рыжие кудри. Маковые поля, через которые вела знакомая дорога, уже давно были убраны, только ветер лениво шуршал в рядах сухих стебельков. Кащеев замок показался издалека, возвышаясь веселыми башенками над стеной осеннего леса. Иван неспешно трусил еще час, прежде чем добрался до ворот.
На крик никто не отозвался, и Ваньке это не понравилось. Он всю дорогу представлял, как выскочит граф из дверей, как, теряя шлепанцы, сбежит с крыльца и, радуясь его приходу, бросится к воротам. Вместо этого за спиной равнодушно шумел лес, а дом стоял молчаливый и безлюдный. Хотя, казалось, что есть там кто-то, казалось, доносится из дома едва слышимый крик. Полчаса проорав в пустоту, Иван полез через стену.
Справившись с запором и привязав кобылу у крыльца, Ванюха поднялся к дверям. Сомнений уже не оставалось, кто-то в доме был, кто-то там то ли выл, то ли стонал, не умолкая. Сечка от этого воя всхрапывала и пятилась, натягивая поводья. Ванька, пригладив ладонью волосы, открыл дверь и прошел в вестибюль. Стон заполнял весь первый этаж, множась эхом от стен, но, зато, стало понятно, что раздается он из подвала. «Опять Смерть, что ли свою мучает?» — поморщился Дурак. Его крик «Есть, кто живой!» утонул в вое, Иван сам себя не услышал. Оглядевшись, он высмотрел ступеньки в подвал, но идти туда не хотелось — встречаться со смертью, пусть и чужой, удовольствие не большое.
Лучше пройтись по дому, осмотреться, решил Иван и оказался прав. Беда обнаружилась в злосчастной обеденной зале на втором этаже. Стоны из подвала сюда доносились глухо. Комната была тщательно отреставрирована и казалась пустой, может быть из-за одинокого стола в центре, накрытого клетчатым чехлом. Иван присмотрелся и через некоторое время признал в чехле самобранку. Скатерть лежала неспокойно. Поверхность ее вздувалась пузырями и постоянно морщилась, будто от ветерка, хотя окна были плотно закрыты. Края самобранки опускались до самого пола, пряча под собой не только стол, но и стоящие возле него пять стульев — один в торце, четыре по бокам. К тому же, было заметно, что на стульях что-то навалено.
Пока Дурак пытался сообразить, что он видит, самобранка подала голос.
Приперся, будто здесь его ждали. Так и будешь стоять, моргалами хлопать? Садись уж, раз пришел, сейчас соображу пожрать чего-нибудь. — И скатерть забулькала, перегоняя пузырь с края стола и пытаясь выровнять на нем плоское место.
Ежики-святы! Ты что натворила, душа потосконная? — Иван снял с ковра саблю и попытался приподнять край скатерти, чтобы взглянуть на стул.
Не лезь! — завопила самобранка. — К девкам под подол заглядывать будешь, а ко мне не лезь!
С девками я без тебя разберусь, тряпка безмозглая. А ну, быстро концы задрала! — и Ванюха сердито ткнул саблей в пузырь, перекатывающийся по скатерти.
Острый кончик сабли проткнул в скатерти дырку, и оттуда выступила кровь. Самобранка ойкнула и принялась торопливо затягивать порез, пряча его в морщинах. Одновременно ожил край скатерти на торце стола. Там на стуле кто-то завозился, забился под полотнищем, пытаясь выбраться наружу. Иван от испуга отшатнулся и разозлился уже основательно. Перехватив саблю двумя руками и подняв ее над головой, он заорал:
Края на стол! На шнурки порублю!
Ладно-ладно. Сдаюсь! Ты поосторожней со своей бритвочкой.
Несмотря на смиренные причитания, отпускать пойманные жертвы скатерти не хотелось. Она неторопливо ползла вверх, медленно освобождая сидящие фигуры. Дурак прыгал вокруг, угрожающе размахивал саблей, торопил самобранку, поддевая ее за украшенный бахромой край. Одежда на сидящих болталась как на проволочных вешалках, даже сквозь плотные сюртуки на спинах у них проглядывала гребенка позвонков.
Самогудке тоже не повезло. Ее Иван отдал мужикам села Довольного, чтобы смогли они выкупить землю у Дикого барина. А барин в самогудку такого запихал, совсем в кровопийцу превратился. Вместе со своими домочадцами полсела загрыз, пока не отобрал Ванюха опасную коробочку. Одна надежда у Дурака оставалась, что хоть скатерть-самобранка попала в надежные руки. А так как прямая дорога на Кукино болото все равно вела через Кащеев замок, так что ж не заехать, не убедиться. Заодно и погостить денек-другой.
Путешествовал Дурак на этот раз с комфортом, на гнедой кобыле Сечке. Та, правда, бегать не любила, и, когда требовалось прибавить ход, начинала двигаться боком и высоко подбрасывать зад, но в остальном была кобылой неприхотливой и послушной. А так, все было, как и прежде: вещички в мешке, фуфайка туго перетянута солдатским ремнем, за спиной в чехле старенькая секира, которую Иван уже привык выдавать за меч-кладенец.
Осень в этом году выпала сухая и теплая, встречный воздух приветливо раздувал рыжие кудри. Маковые поля, через которые вела знакомая дорога, уже давно были убраны, только ветер лениво шуршал в рядах сухих стебельков. Кащеев замок показался издалека, возвышаясь веселыми башенками над стеной осеннего леса. Иван неспешно трусил еще час, прежде чем добрался до ворот.
На крик никто не отозвался, и Ваньке это не понравилось. Он всю дорогу представлял, как выскочит граф из дверей, как, теряя шлепанцы, сбежит с крыльца и, радуясь его приходу, бросится к воротам. Вместо этого за спиной равнодушно шумел лес, а дом стоял молчаливый и безлюдный. Хотя, казалось, что есть там кто-то, казалось, доносится из дома едва слышимый крик. Полчаса проорав в пустоту, Иван полез через стену.
Справившись с запором и привязав кобылу у крыльца, Ванюха поднялся к дверям. Сомнений уже не оставалось, кто-то в доме был, кто-то там то ли выл, то ли стонал, не умолкая. Сечка от этого воя всхрапывала и пятилась, натягивая поводья. Ванька, пригладив ладонью волосы, открыл дверь и прошел в вестибюль. Стон заполнял весь первый этаж, множась эхом от стен, но, зато, стало понятно, что раздается он из подвала. «Опять Смерть, что ли свою мучает?» — поморщился Дурак. Его крик «Есть, кто живой!» утонул в вое, Иван сам себя не услышал. Оглядевшись, он высмотрел ступеньки в подвал, но идти туда не хотелось — встречаться со смертью, пусть и чужой, удовольствие не большое.
Лучше пройтись по дому, осмотреться, решил Иван и оказался прав. Беда обнаружилась в злосчастной обеденной зале на втором этаже. Стоны из подвала сюда доносились глухо. Комната была тщательно отреставрирована и казалась пустой, может быть из-за одинокого стола в центре, накрытого клетчатым чехлом. Иван присмотрелся и через некоторое время признал в чехле самобранку. Скатерть лежала неспокойно. Поверхность ее вздувалась пузырями и постоянно морщилась, будто от ветерка, хотя окна были плотно закрыты. Края самобранки опускались до самого пола, пряча под собой не только стол, но и стоящие возле него пять стульев — один в торце, четыре по бокам. К тому же, было заметно, что на стульях что-то навалено.
Пока Дурак пытался сообразить, что он видит, самобранка подала голос.
Приперся, будто здесь его ждали. Так и будешь стоять, моргалами хлопать? Садись уж, раз пришел, сейчас соображу пожрать чего-нибудь. — И скатерть забулькала, перегоняя пузырь с края стола и пытаясь выровнять на нем плоское место.
Ежики-святы! Ты что натворила, душа потосконная? — Иван снял с ковра саблю и попытался приподнять край скатерти, чтобы взглянуть на стул.
Не лезь! — завопила самобранка. — К девкам под подол заглядывать будешь, а ко мне не лезь!
С девками я без тебя разберусь, тряпка безмозглая. А ну, быстро концы задрала! — и Ванюха сердито ткнул саблей в пузырь, перекатывающийся по скатерти.
Острый кончик сабли проткнул в скатерти дырку, и оттуда выступила кровь. Самобранка ойкнула и принялась торопливо затягивать порез, пряча его в морщинах. Одновременно ожил край скатерти на торце стола. Там на стуле кто-то завозился, забился под полотнищем, пытаясь выбраться наружу. Иван от испуга отшатнулся и разозлился уже основательно. Перехватив саблю двумя руками и подняв ее над головой, он заорал:
Края на стол! На шнурки порублю!
Ладно-ладно. Сдаюсь! Ты поосторожней со своей бритвочкой.
Несмотря на смиренные причитания, отпускать пойманные жертвы скатерти не хотелось. Она неторопливо ползла вверх, медленно освобождая сидящие фигуры. Дурак прыгал вокруг, угрожающе размахивал саблей, торопил самобранку, поддевая ее за украшенный бахромой край. Одежда на сидящих болталась как на проволочных вешалках, даже сквозь плотные сюртуки на спинах у них проглядывала гребенка позвонков.
Страница
6 из 8
6 из 8
