Одним щелчком

Никогда ещё мне не было так паршиво. Вам знакомо такое чувство: будто счастье, которого вы добивались годами, кто-то выхватил у вас из-под носа своими грязными узловатыми руками? И, раззявив рот, с потрескавшимися губами, со страшными обломанными зубами, рассмеялся прямо вам в лицо. Мне казалось, что я падаю в пропасть, из которой нет возврата. А кто-то внутри продолжал нашёптывать: не беспокойся, не ищи, всё хорошо… Но я не хотел его слушать — я хотел найти пульт. Вернуть его! Вернуть свои иллюзорные возможности!

— Пап, его нигде нет. — Бравада Браяна куда-то подевалась — ей на смену пришло уныние. Его глаза больше не горели и не блестели — они потухли и превратились в два тёмно-серых, залитых дождём уголька.

— В горшках смотрел?

— Я всю землю перерыл и потом полчаса вымывал грязь из-под ногтей.

— Меня не волнует грязь под твоими ногтями!

— Пап! Я даже в мусоросборнике пылесоса смотрел.

— И что? — Мой голос дрожал; живот сводило в диких приступах — словно бы кишки и желудок вдруг сгнили, а кровь протухла. И то, что осталось от них, давило на меня, пытаясь вырваться наружу. Я попал в водоворот, и водоворот выкручивал, выворачивал меня изнутри.

— Его нет. Пап, успокойся. — Сын положил руку мне на плечо. Ему — всего шестнадцать, а он уже почти с меня ростом.

— Куда он мог деться?

— Пап… Если бы он был в квартире, мы бы его нашли. Если только он не переместился в тебя или в меня.

— Да, — сказал я. — Ко мне в мозги или к тебе в сердце.

— Или наоборот.

— Да, — повторил я.

И тут Браян хлопнул меня по плечу.

— Слушай! Мы ведь совсем забыли о маме! А что, если она…

— Нет, нет… — Я мотал головой — я не хотел этого слышать.

— … выбросила его?

— Нет…

— Давай позвоним ей.

Джессика была у своей подруги, которая жила на другом конце города. Я бы предпочёл, чтобы моя жена не просиживала джинсы (дома или нет — неважно), а работала бы, приносила пользу и деньги. Но она баловала Браяна, командовала мной и встречалась с подружками. Её всё устраивало. Ещё бы: кому не понравится такая жизнь?

Я пересилил себя и позвонил Джессике на сотовый. Мне нужно задать ей вопрос, всего один вопрос. Злость разрывала меня, как тёмное существо с длинными когтями. Джессика была тут ни при чём. Но кого ещё я мог ненавидеть? Судьбу — нечто эфемерное и безликое? Или пульт, бездушную штуковину? И я проецировал злобу на жену.

— Алло.

— Джессика, — проговорил я сквозь сжатые зубы.

— М?

— Я хотел спросить…

— Ты не мог бы говорить побыстрее — меня Сара ждёт. Мы выкройкой занимаемся.

Вот и появился повод разозлиться. Как мне хотелось закричать на неё — впервые за девятнадцать лет. Но я сдержался. Пока что я сильнее своего подсознания.

— Джессика, ты брала пульт?

— Не трогала я вашу игрушку. — Это слово, «игрушка», вобрало в себя весь иррациональный ужас и чудовищное омерзение, которое вызывал у неё пульт.

— Ты выбросила его?

— Джим, успокойся.

— Ты взяла его, да? — Подсознание ухмылялось и подмигивало мне. Ну давай, говорило оно, ещё немного, и я освобожусь из плена разума.

— Ты бредишь.

Я молчал и пытался понять, откуда во мне взялась эта ярость. Ненавижу ли я Джессику? Или я ненавижу себя за то, что когда-то женился на ней? Или причина совсем другая — более глубокая, более сложная? Будь проклят тот день, когда пульт изменился и всё это началось. Нет, всё началось раньше… когда пришёл электрик. Да. Вот она, исходная точка. А может быть, так было предначертано с самого начала

Я сел на корточки, закрыл глаза.

— Я не брала пульта, Джим. А теперь иди, отдохни — тебе это нужно.

И, не попрощавшись, прервала связь.

Я отдал сотовый Браяну, пошёл в спальню и упал на кровать…

Джессика вернулась вечером, чуть раньше обычного, и в руках у неё был пульт.

Я подбежал к ней, выхватил чёрный пластмассовый предмет и прижал его к груди, как самую драгоценную вещь в своей жизни.

До этого глаза Джессики лучились сочувствием, но, как только я вырвал у неё пульт, её лицо ожесточилось. Она сухо сказала:

— Мусорное ведро у подъезда переполнено. Он лежал на самом верху. Я чисто случайно его заметила.

— Но ты ведь… ты ведь его не выбрасывала?

Джессика посмотрела на меня — отвращение, жалость и обида смешались в этом взгляде — и ушла на кухню.

Браян попросил у меня пульт. Я сомневался, стоит ли ему давать этот бесценный предмет. А что, если он его потеряет? Ведь в следующий раз нам может не повезти — никто не пройдёт рядом с мусорным ведром и пульт не будет лежать на самом верху, на горе мусора.

— Пап, я буду с ним осторожен.

Я кусал губы. С трудом я оторвал от себя эту чёрную искусственную частичку и отдал её сыну.