Добавить в моё избранное
25 мин, 22 сек 1101
Первым его нарушить решился Женя. Повёл огромными плечами, поправил очки на переносице, натужно покашлял, потом произнёс:
Тимофей, э-э-э, по большому счёту, всё, что ты нам преподнёс — чушь собачья. Начнём, э-э-э, с названия. «Мимикрец» не «яйцекладущий», а, э-э-э, «яйцегрызущий». Если быть более точным, то даже правильней будет «яйцеотгрызающий». Мимикрец очень опрятный, э-э-э, зверь, поэтому гениталии особей, э-э-э, мужского пола он перед пожиранием этой самой особи, э-э-э, отгрызает. Но это верно только в отношении самцов, в отношении самок это правило, э-э-э, работает не всегда.
С лесником тоже многое напутали, — подхватил Володя, пытаясь одновременно угомонить рыжеволосую подружку, она продолжала довольно гнусно подхихикивать, повторяя: «Яйцегрызущий, яйцегрызущий»….
Александр Валентинович встал со своей складной скамеечки, отряхнулся, зачем-то посмотрел по сторонам, как будто ожидая там кого-то увидеть, затем продолжил:
Даже не знаю с чего начать… Короче, когда Никодима взяли в лабораторию, то это вовсе не из-за того, что убиенный оказался чудищем. Совсем наоборот, после опознания изуродованного тела жителями Караухтинска стало совершенно ясно, что это тело лесника Никодима. У него рубец был на груди своеобразный, медведь наградил. Шрам в виде креста, его все знали. И как только правда выплыла, так сказать, наружу, так сразу повязали лже-Никодима, доставили в лабораторию, стерегли, как зеницу ока, изучать пытались. А тот мимикрец, который оборотился в лесника, не просто так в Караухтинск отправился. Тут вроде как курорт для оборотней, природа нетронутая, это только мимикрец способен толком оценить. А досталось бедному оборотню изрядно, ему отдых был жизненно необходим. Влип он в историю — в прямом и переносном смысле. Выбрал себе такой замечательный прототип, ассимилировал его, как полагается, а только вместо того, чтобы жизнью наслаждаться, бедняжка, чуть с нею не расстался. Покушения по два-три раза в день, выпадали такие периоды, что и почаще бывало: цианистый калий на завтрак, обед и ужин, два выстрела в спину во время утренней прогулки, а ещё поездки, поездки… Слава богу, что здоровьем мимикрец покрепче любого человека будет, его так просто не возьмёшь. Поневоле станешь параноиком: жертвуешь пешками — предает ферзь или слон, а всех под корень, тогда с кем останешься? Не вынес он этого бремени, захотел на покой. Притворился, что помер — любой мимикрец это тебе на раз изобразит. Но тут его ждала не очень приятная неожиданность, мнимый труп никто хоронить не стал, а кинули его на всеобщее обозрение, представь себе — как тут смоешься? Он честно оттрубил несколько лет, чуть с голоду не подох, высох весь, как мумия. А потом, как появилась возможность — тут же сбежал. И прямиком в Караухтинск, расшалившиеся нервы поправить. Выбрал он себе лесника — живёт на отшибе, от суеты подальше, как раз то, что нужно. Но вот ведь незадача: как только приступил он к ассимиляции прототипа, появился этот придурок Шерстолапов. Пока мог — оставался в образе Никодима, ну а когда гэбэшники стали им заниматься, тут уж не выдержал, вернул себе облик вождя народов и строго так у них спрашивает: «А чем же это вы занимаетесь? По какому праву?». Штаны-то у тех сразу потяжелели — полные галифе чекистской выдержки! Да только не помог маскарад, всё равно повязали. Пришлось тогда всем, кто мог, на выручку спешить. Потихоньку заменили состав персонала лаборатории, а там ведь ещё проверяющие из самых верхов прилетали регулярно, так в один прекрасный день они всю комиссию (сплошь генералы!) ассимилировали, в Москву рванули. Там уж, как могли, постарались (пока охрана суетилась и искала, куда учёные запропастились) — исследования свернули, лабораторию закрыли, всё тип-топ, комар носу не подточит. А чтобы Шерстолапов больше к Никодиму не цеплялся, пришлось самому леснику приложить определённые усилия, которые увенчались полным успехом: больше заполошного участкового никто не встречал, за что караухтинцы «спасибо» должны сказать — пакостный всё-таки человечек был. Теперь о тебе, Тимофей. Пойми, в том, что должно произойти, нет ничего личного. Мы все тебя любим, уважаем и всё такое… Никто не желает тебе зла. Напротив, мы же тебе помочь пытаемся. Посмотри на себя! На четвёртом десятке лет гоняешься за миражами, тратишь жизнь на пустую ерунду. Давно бы мог защититься, уже бы докторскую кропал — с твоими-то мозгами… Не по Мухосранскам разъезжал, а в Женеву или Ниццу летал бы на симпозиумы. Человек рождён для счастья, словно птица для полёта. Запомни — это ключевая фраза. Всё остальное не имеет значения, цель всегда оправдывает средства. А мимикрец — он ведь как центрифуга, всё самое необходимое, словно сливки, отцеживает. А весь хлам ненужный душевный, которым ты так гордишься — глупые рефлексии — отправляет в обрат. Тебе, как философу, это должно быть близко: форма определяет содержание. Если некто копирует твой облик до мельчайших подробностей, на молекулярном уровне, то никакой разницы, кто из вас будет жить, а кто нет, уже, собственно, нет.
Тимофей, э-э-э, по большому счёту, всё, что ты нам преподнёс — чушь собачья. Начнём, э-э-э, с названия. «Мимикрец» не «яйцекладущий», а, э-э-э, «яйцегрызущий». Если быть более точным, то даже правильней будет «яйцеотгрызающий». Мимикрец очень опрятный, э-э-э, зверь, поэтому гениталии особей, э-э-э, мужского пола он перед пожиранием этой самой особи, э-э-э, отгрызает. Но это верно только в отношении самцов, в отношении самок это правило, э-э-э, работает не всегда.
С лесником тоже многое напутали, — подхватил Володя, пытаясь одновременно угомонить рыжеволосую подружку, она продолжала довольно гнусно подхихикивать, повторяя: «Яйцегрызущий, яйцегрызущий»….
Александр Валентинович встал со своей складной скамеечки, отряхнулся, зачем-то посмотрел по сторонам, как будто ожидая там кого-то увидеть, затем продолжил:
Даже не знаю с чего начать… Короче, когда Никодима взяли в лабораторию, то это вовсе не из-за того, что убиенный оказался чудищем. Совсем наоборот, после опознания изуродованного тела жителями Караухтинска стало совершенно ясно, что это тело лесника Никодима. У него рубец был на груди своеобразный, медведь наградил. Шрам в виде креста, его все знали. И как только правда выплыла, так сказать, наружу, так сразу повязали лже-Никодима, доставили в лабораторию, стерегли, как зеницу ока, изучать пытались. А тот мимикрец, который оборотился в лесника, не просто так в Караухтинск отправился. Тут вроде как курорт для оборотней, природа нетронутая, это только мимикрец способен толком оценить. А досталось бедному оборотню изрядно, ему отдых был жизненно необходим. Влип он в историю — в прямом и переносном смысле. Выбрал себе такой замечательный прототип, ассимилировал его, как полагается, а только вместо того, чтобы жизнью наслаждаться, бедняжка, чуть с нею не расстался. Покушения по два-три раза в день, выпадали такие периоды, что и почаще бывало: цианистый калий на завтрак, обед и ужин, два выстрела в спину во время утренней прогулки, а ещё поездки, поездки… Слава богу, что здоровьем мимикрец покрепче любого человека будет, его так просто не возьмёшь. Поневоле станешь параноиком: жертвуешь пешками — предает ферзь или слон, а всех под корень, тогда с кем останешься? Не вынес он этого бремени, захотел на покой. Притворился, что помер — любой мимикрец это тебе на раз изобразит. Но тут его ждала не очень приятная неожиданность, мнимый труп никто хоронить не стал, а кинули его на всеобщее обозрение, представь себе — как тут смоешься? Он честно оттрубил несколько лет, чуть с голоду не подох, высох весь, как мумия. А потом, как появилась возможность — тут же сбежал. И прямиком в Караухтинск, расшалившиеся нервы поправить. Выбрал он себе лесника — живёт на отшибе, от суеты подальше, как раз то, что нужно. Но вот ведь незадача: как только приступил он к ассимиляции прототипа, появился этот придурок Шерстолапов. Пока мог — оставался в образе Никодима, ну а когда гэбэшники стали им заниматься, тут уж не выдержал, вернул себе облик вождя народов и строго так у них спрашивает: «А чем же это вы занимаетесь? По какому праву?». Штаны-то у тех сразу потяжелели — полные галифе чекистской выдержки! Да только не помог маскарад, всё равно повязали. Пришлось тогда всем, кто мог, на выручку спешить. Потихоньку заменили состав персонала лаборатории, а там ведь ещё проверяющие из самых верхов прилетали регулярно, так в один прекрасный день они всю комиссию (сплошь генералы!) ассимилировали, в Москву рванули. Там уж, как могли, постарались (пока охрана суетилась и искала, куда учёные запропастились) — исследования свернули, лабораторию закрыли, всё тип-топ, комар носу не подточит. А чтобы Шерстолапов больше к Никодиму не цеплялся, пришлось самому леснику приложить определённые усилия, которые увенчались полным успехом: больше заполошного участкового никто не встречал, за что караухтинцы «спасибо» должны сказать — пакостный всё-таки человечек был. Теперь о тебе, Тимофей. Пойми, в том, что должно произойти, нет ничего личного. Мы все тебя любим, уважаем и всё такое… Никто не желает тебе зла. Напротив, мы же тебе помочь пытаемся. Посмотри на себя! На четвёртом десятке лет гоняешься за миражами, тратишь жизнь на пустую ерунду. Давно бы мог защититься, уже бы докторскую кропал — с твоими-то мозгами… Не по Мухосранскам разъезжал, а в Женеву или Ниццу летал бы на симпозиумы. Человек рождён для счастья, словно птица для полёта. Запомни — это ключевая фраза. Всё остальное не имеет значения, цель всегда оправдывает средства. А мимикрец — он ведь как центрифуга, всё самое необходимое, словно сливки, отцеживает. А весь хлам ненужный душевный, которым ты так гордишься — глупые рефлексии — отправляет в обрат. Тебе, как философу, это должно быть близко: форма определяет содержание. Если некто копирует твой облик до мельчайших подробностей, на молекулярном уровне, то никакой разницы, кто из вас будет жить, а кто нет, уже, собственно, нет.
Страница
6 из 7
6 из 7
