Сестричка

Медвежонок? Маленькая пума? Ночной мрак и быстрота его движений не позволяли с точностью определить, куда целиться.

И безмолвие. Только визг кроликов. Зверь делает своё дело, окутанный тишиной и темнотой.

Пытаясь отрешиться от визга кроликов, я спустил курок…

Какие у меня глупые родители!

Они даже не потрудились осмотреть место происшествия. По их мнению, дело было так: выманив дробовик у соседа, я среди ночи попытался пристрелить свою сестру. В ответ на вопрос, что делала моя сестра среди ночи возле клеток с кроликами, на меня начали орать, что Алиса спала сном невинности у себя в комнате, когда я напал на неё, как маньяк. Алиса корчилась на своей залитой кровью постели и рыдала взахлёб, и смотрела на меня такими фиалковыми глазищами, что даже я пожалел бы её… Пожалел бы! Если бы не полоска красных пятнышек. На подоконнике и дальше, ведущая от окна к кровати. Почему никто не обратил на неё внимания? Почему?

Раны оказались несерьёзными: папа собственноручно выковырял засевшие под кожей дробинки. Алиса потеряла много крови, но врача решили не приглашать: врач обязан сообщить об огнестрельном ранении в полицию, а мои родители не хотели, чтобы их сын в четырнадцать лет попал в тюрьму. Они усматривали единственный выход в том, чтобы отправить меня в школу-интернат. Подальше отсюда. Как можно скорее. Немедленно!

— Мама! Папа! — взывал я. Если бы я мог заплакать, их симпатии, возможно, склонились бы в мою сторону, но зрелище такой вопиющей несправедливости высушило мои слёзные железы. — Но я же ваш сын! Ваш родной сын!

— Наш родной сын — преступник, — припечатал папа. — Значит, мы плохо тебя воспитали. Пусть тебя попробуют перевоспитать где-нибудь в другом месте. Но не здесь, где ты опасен для окружающих.

И вот — дождливый, но светлый, сквозь тучи, день. Мама, держа на отлёте зонтик, подсаживает меня в автобус, как маленького. Как не радоваться, покидая наш скучный городок? А мне хочется зареветь так, чтобы ливня моих слёз не выдержал ни один зонтик. Для кого-то это школа-интернат, но для меня тюрьма, в которую я попадаю ни за что ни про что… Невозможно объяснить! Никто не поверит! Почему мне никто не верит?

Потому что все боятся верить в то, что такие существа, как моя лжесестра, существуют. Но я собственными глазами видел, что они есть!

Страхи оказались напрасны: школа попалась отличная. По некоторым предметам, правда, пришлось подтянуться, зато меня почти сразу выбрали капитаном баскетбольной команды. Гигантская библиотека, новые увлечения, новые друзья… По родному дому тосковать было некогда и незачем: я не вернулся бы туда, если бы даже меня звали. Но никто не звал. В первый интернатский год родители приезжали раз в три месяца, целовали, снабжали карманными деньгами, передавали приветы от Алисы, которая полностью простила своего неразумного брата. Потом приезжать перестали, и только суммы, переводимые на счёт интерната за моё обучение, свидетельствовали, что папа с мамой живы, финансово стабильны и не забывают о сыне.

Закончив интернат с отличными оценками, я немедленно поступил на курсы, которые гарантировали место в налоговой инспекции. И это место я получил — в крупном городе, куда стекались сведения от городов более мелких. В том числе — моего родного городишки. Время от времени я натыкался на его название в сводках, отчётах и ведомостях. Но не испытывал желания его навестить.

Это желание, действительно, было бы странным. И весьма опрометчивым. Судя по сводкам, отчётам и ведомостям, мой родной город переживал не лучшие времена. Экономическое положение становилось хуже и хуже. Снижалось число налогоплательщиков, хотя об их смерти никто не сообщал. Закрывались магазины, прекратила работу лесопилка. То, что условно называется жизненной энергией, утекало сквозь пальцы города, оставляя — небытие.

— Слушай, ты ведь оттуда родом? — забеспокоилось наконец моё начальство. — Какого чёрта у вас там происходит?

Я вынужденно сознался, что давно не посещал места своего детства.

— Так вот тебе задание: съезди и разберись! Они не платят налоги, не оплачивают счета за электричество… Если дальше так пойдёт, город будет обесточен, так и передай. Что, они все съехали оттуда? Или вымерли?

Наверное, я побледнел, потому что голос начальника смягчился:

— Не бери в голову. Наверняка всё поправимо.

Я так не думал… И именно поэтому не имел права отказаться от задания. Полиция? Полицейские не поверят мне, как не поверили папа с мамой. Семейные дела всегда приходится улаживать самому.

Я знал, что мне понадобится пистолет. Но вдобавок я уговорил приятеля-химика отлить для него серебряные пули. Неизвестно, что он обо мне подумал — возможно, я потерял друга; зато пули легли в обойму. Дробь не подействовала — а ведь тогда Алисе было всего семь лет… Вряд ли подействует серебро, но попробовать стоит.