Сестричка

Давя окурок за окурком в толстой стеклянной пепельнице с рекламой пива и глядя на хмурый полдень за окном, я размышлял о том, что же такое моя сестричка — ложная сестричка Алиса. Инопланетная форма жизни? Беглянка из каталога мифологических персонажей? Продукт нового витка эволюции? Вылезла ли она из чрева сатанистки, оплодотворённой ледяным семенем демона в процессе жуткого ритуала — или образовалась на зелёной травке поляны за минуту до того, как ведОмый чуждым гипнозом папа остановил машину на обочине лесной дороги?

Все эти вопросы, как мне тогда казалось, не имели практического значения. Значение имело одно: как её убить?

Мы въехали в пределы замершего в летнем молчании городка. Я — за рулём, Мокко — в кузове. Мокко — флегматичного пузатого мерина шоколадной окраски — я сторговал за две трети первоначальной цены у фермера, упиравшего на то, что он не торгует лошадьми. И всё-таки дороговато обошлось. Если дело завершится благополучно, стребую цену Мокко со своего начальства. Если же нет… тогда деньги мне не понадобятся.

Припарковавшись возле бензоколонки, не отпускавшей бензин, должно быть, с позапрошлой зимы, я открыл задние дверцы грузовика и, наклонно приставив к кузову доску, вытащил за уздечку Мокко. Тот фыркал, упирался, мотал головой. То ли не привык к поездкам, то ли предчувствовал, что его ожидает на новом месте. Пожалуй, не стоило мне узнавать, что его зовут Мокко. На такую участь легче обречь существо без имени.

Ни в окрестностях, ни в самом городе — ни одного движущегося, дышащего существа. Ни коровы, ни собаки, ни человека, ни пташки. Ни мушки. Ни кошки. Если так, приманка подействует.

Зачем понадобился конь? Почему было не обойтись кроликом, или котом, или другим мелким созданием, которое можно получить бесплатно? Во-первых, мелких созданий наша Алиса щёлкала, как семечки: она так стремительно расправлялась со щенками, что я не успевал за ней уследить. Крупный объект — лошадь, корова, олень — должен занять её на какое-то время и дать возможность прицелиться.

Во-вторых, большой пирог соблазнительней маленького. А моя сестричка голодна. Крайне голодна.

Поплутав по слегка узнаваемым, но отталкивающим незнакомой пустынностью улицам, я вошёл в пределы запущенного, однако незабытого, квартала. Привязав Мокко к столбику почтового ящика, я занял выгодную снайперскую позицию в нашем милом доме, где было бы довольно уютно и в достаточной степени по-прежнему, если бы не грязные окна и толстый слой пыли на мебели. Въевшееся в стены гниение спирало дух. Причина гнилостного запаха нашлась на кухне — мясо. За давностью лет оно превратилось в бурую зернистую труху на разделочной доске. Мама явно достала его из морозильной камеры, собираясь приготовить бифштексы на завтрак. Разумеется, неживое мясо не прельстило мою сестричку. По правилам неизвестной мне (к счастью!) физиологии ей скорее пришлись бы по вкусу слетевшиеся на гнилое мясо мухи, ползающие в нём черви…

Судя по тому, что теперь ни червей, ни мух во всём городе не обнаруживалось.

Ступенька лестницы, ведущей на второй этаж, скрипнула под моей ногой. Меня сюда не звали. Я вошёл сам, как захватчик… или наследный принц? Незавидное же мне досталось королевство! Вот комната родителей: незастеленная двуспальная кровать со вздыбленным комом одеяла, тапочки на прикроватном коврике, брошенный на спинку стула мамин голубой халат. Моя комната: постеры спортсменов и рок-певцов на стенах пожухли и свернулись, как слишком крупные, но подверженные осени листья. Комната Алисы: чумазые куклы рядком рассажены на клетчатом покрывале; стол пестрит бабочкиной россыпью картонных фигурок и вырезанных из бумаги одёжек. Я распахивал двери, держа наготове пистолет. В нос ударял консервированный воздух прошлого. «Алиса здесь больше не живёт» — кажется, был такой фильм? Одиночное моё хихиканье — взвизг испуганного кролика.

Сколько же ей сейчас? Мне скоро двадцать два года, значит, ей… ей должно быть четырнадцать. На последних фотографиях, стопка которых отыскалась в верхнем ящике комода, хорошенькой глазастой девочке — не больше десяти. Неужели, когда Алисе было всего десять, она переключилась с животного царства на людей? И начала, естественно, со своих родителей, после чего никто не решился больше запечатлеть её на фото? Все эти вопросы занимали меня — но как-то отстранённо, теоретически. Также я не испытывал полноценной скорби по родителям, когда-то выставившим меня из дома; лишь вяло бросал вопросы в прошлое: «Вот видите? Ведь я был прав?»

Как сейчас выглядит Алиса? Иногда мне рисовалось что-то слоноподобно раздутое, утрамбовавшее в свой желудок целый город. Иногда — безликий силуэт, вырезанный из чёрной бархатной бумаги. Представить девочку с фотографии четырнадцатилетним подростком не получалось. «Подросток» — последнее слово, которое подошло бы моей сестричке.

Внизу, за окном с приотдёрнутой кружевной занавеской Мокко мирно пасся в окружности почтового ящика, куда позволяла дотянуться привязь.