Коптильщик

Вот это был уже перебор.

Скупщики из города той же ночью уехали. Милиция бездействовала. На следующий день разъярённая толпа двинулась по дороге на «Красный Луч», чтобы требовать хоть какой-то справедливости. Колхозники встретили недовольных в полной боевой готовности — с кольями, топорами, а кое-кто и с ружьями. Заявили, что большим грехом свой поступок не считают, нашего ничего не взяли, а весь этот сугубо государственный цветмет мы бы и сами рано или поздно в скупку отнесли. Но кто не успел — тот опоздал. Организаторов и участников разбоя они, понятное дело, выдавать не собирались, да вроде как их и вовсе нет. Были там практически все, а значит не было никого — готовы друг другу организовать стопроцентное алиби. Если же нам от великой обиды так хочется подраться — они не против. Либо прямо здесь и за последствия они не отвечают, либо завтра на Пыльном поле, как обычно и по правилам.

Единогласным решением было выбрано Пыльное поле.

Солнце жарит с безоблачного неба, под ногами высохшая земля и горячий песок, на этой стороне поля наши, а на той враги. Когда поднимется пыль, будет уже непросто отличить своих от чужих.

Колхозников больше, но они почти все пьяные. А наши трезвые и злые. Многие с палками. Сам я обычно дерусь кулаками, но сегодня утром, собираясь на поле, тоже выбрал себе крепкую палку. Наверно, в этот день мне не хватало уверенности. Оглянувшись вокруг, замечаю в руках у парней и более серьёзное оружие — цепи, нунчаки, самодельные биты. Рядом со мной стоит мой друг Стас — он, как всегда, намотал на правый кулак строгий собачий ошейник шипами наружу. Стас высокий и широкоплечий. Он щурится на солнце, улыбается, ему весело.

Колхозники тоже пришли на поле не с пустыми руками, но основное их вооружение составляют выломанные из заборов доски. Вот с этим надо поаккуратнее, в таких досках часто оказываются ржавые гвозди и раны от них бывают очень нехорошие.

Битва вот-вот начнётся. Со стороны колхозников на середину поля выходит высокий сутулый парень в джинсовой куртке. Это старший сын председателя «Красного Луча» Антон, который у них вроде как за главного — полевой командир. Он начинает выкрикивать правила.

— В глаза специально не бить! Не душить! Лежачих не добивать!

Голос у Антона срывается. Он трезвый, он понимает, что его не слушают, и ему страшно.

— Никаких острых предметов! Никаких топоров! Никаких ножей!

Я ищу взглядом Коптильщика. Вот он — стоит на левом фланге, смотрит куда-то в сторону и неторопливо чистит ногти своим ножом, как будто всё только что сказанное к нему вообще никак не относится. Толкаю плечом Стаса, чтобы он тоже посмотрел на столь вопиющее нарушение правил. Спрашиваю достаточно громко:

— Смотри! У него это что такое? Не нож?

— Да чёрт его знает…

— Он что особенный? Ему всё можно?

— Наверно.

Стас пожимает плечами и отворачивается. А все остальные вокруг будто меня и не слышали. Или им всё равно, ведь Коптильщик сегодня на нашей стороне…

И тут я внезапно понимаю, что должен сделать. Эта мысль проявляется в моём сознании с предельной чёткостью. Теперь мне всё ясно, всё встало на своим места, словно детали головоломки, которую никто, кроме меня, до сих пор так и не смог сложить.

Я подхожу вплотную к Стасу, наклоняюсь к его уху и тихо шепчу:

— Сегодня я убью Коптильщика.

Стас смотрит на меня и его улыбка становится ещё шире. Он шепчет мне в ответ каким-то странным снисходительным тоном:

— Ну-ну, попытайся.

Да, я точно знаю, что смогу это сделать. Опускаю взгляд, смотрю на своё оружие… Ведь на самом деле я всё понял намного раньше — не сейчас, не только что, а ещё утром по дороге на поле. Ведь именно поэтому, проходя мимо помойки, я выбросил палку, а вместо неё подобрал так удачно попавшийся мне на глаза обрезок стальной трубы с прикрученной к нему тяжёлой чугунной муфтой. Конструкция длиной сантиметров в восемьдесят и весом никак не меньше двух килограммов — по сути готовая булава. В самый раз для того, что я решил сделать.

На противоположной стороне поля поднимается шум. Колхозники уже двинулись в нашу сторону, распаляя свой боевой задор громкими выкриками и матерной руганью. Мы тоже начинаем движение. Идём на них с тихой и мрачной решимостью, лишь изредка звучат брошенные сквозь зубы проклятья. Сначала идём шагом, потом переходим на бег, набираем разгон для удара.

Высматриваю Коптильщика. Он так и остался на левом фланге. Сильные и опытные бойцы обычно идут по центру, а по бокам пристраивается всякий молодняк. Этот гад что, решил врубиться со своим тесаком в толпу малолеток?

Прорываться к нему поперёк основного движения, да ещё на виду у всех наших было бы форменной глупостью. Но я знаю, что делать. Смещаюсь к противоположному краю поля — если получится, прорвусь через вражеский левый фланг в тонком месте и уже с их стороны по тылам выйду к Коптильщику.