Добавить в моё избранное
19 мин, 45 сек 11382
Из этого я не могу ничего пересказать, так как непонятое и бессвязное не остается в памяти. Поэтому попытки оправдать цель моей поездки — добыть информацию о Синем солнце — решительно провалились. Мои новые товарищи были уверены, что на гербе города изображено именно оно, но старались сделать свои объяснения скорее развлекательными, чем годными на ссылочный материал: «Это похоже на коловрат, понимаешь, только это водоворот такой, как когда водку проверяешь на паленость, закручиваешь бутылку и смотришь какие фракции сепарируются. Плюс, когда бутылку допиваешь, то можешь через донышко на солнце смотреть. Одним глазом, как Один». Но должен сказать, что когда я все-таки что-то понимал, их суждения были для меня новы и в то же время более рациональны и адекватны, чем мое обывательское «человек всегда рад обманываться и видеть связи, которых нет, наверняка у ученых есть какое-то объяснение».
У берега реки мы проезжали мимо одинокой избы — то ли охотника, то ли рыбака. Мы в очередной раз остановились справить нужду, и из дома вышел хозяин, державший в руке ружье, как палку. Уже захмелевший, я в шутку окрикнул его: «Мужик! Где здесь водку продают?». Он секунду поразглядывал меня, а потом сердито крикнул: «Мусор не бросай!» Я совершенно не собирался бросать тут никакой мусор, и такой ответ меня несколько обидел. Все стали свистеть и передразнивать его, доставать и убирать ножи обратно — чтобы можно было резко и эффектно выхватить еще раз. Но, закончив дело, все сели в машины. Когда проехали чуть дальше дома, пустые бутылки действительно выбросили прямо на обочину.
Наконец, когда уже темнело, мы остановились на краю дороги, прорезанной в лесу, и высадились. Белоснежные сугробы тут же были закиданы бутылками и окрашены желтыми струями. Из второго фургона вытащили сани и второй буран. Мы закинули в сани сумки со спиртным и расселись, все так же совершенно налегке — никаких припасов, палаток, горелок. Ежился в зимней куртке и гадал, какому деду морозу все продали душу, я один. Бураны повезли нас прямо в лес, и меня захватило чувство, как будто мы где-то пересекли красно-белую полосатую ленту, что здесь нельзя находиться.
Не с первого взгляда я понял, что мы остановились не на первой же поляне подходящего размера — с четырех сторон среди деревьев прятались деревянные идолы в два человеческих роста. (Приметы, по которым мы съехали с дороги и направились прямо к этой поляне, остались мною незамеченными). После того как бураны немного покружили, выровняв площадку, и когда был разведен костер, ребята стали подходить к идолам и выбрасывать руку, как они выражались, «от сердца к солнцу», ритуально прикладываясь сразу же после этого к бутылке. Вообще, я уважительно отношусь к любым объектам культа, но я не воспринял тогда все это как кощунственную насмешку, как будто это место ждало именно такого ритуала.
Идолы показались мне древними — черные, потрескавшиеся. На месте ликов бревна прорезывали особенно глубокие трещины, ни от одного лика не сохранилось даже фрагмента, а голова одного из истуканов вовсе была расщеплена, как перевернутая еловая шишка. Это наводило на мысль, что они были просмолены для сохранности, когда уже растрескались, если, конечно, не думать, что они были сделаны такими нарочно. Я подошел и рассмотрел изображения доспехов, мечей и копий в руках. Во второй руке у каждого был кубок. Кое-где на поясе или на мече были руны, то и дело неразличимо переходящие в трещины.
Между прочим, среди нас оказалась и девушка, которую все звали Валька. Так же, как и у всех, на ней были только толстовка, джинсы и блестящие модные ботинки с высоким берцем. На мой вкус, лицо ее было как будто сделано топором.
Немедленно после ритуала Леха-химик налил из баклажки смесь воды со спиртом собственного приготовления. Он пронаблюдал, как я отпил прозрачный блестящий напиток из эмалированного алюминиевого ковша, и перевел взгляд на следующего участника только когда с удовлетворенным кивком убедился, что мое лицо само собой скривилось в гримасу отвращения. Этот напиток невозможно ловко проглотить, обойдя мерзейший, гнуснейший вкус, закрывающей нотой которому служит приходящее после основной волны осознание, что его формула открыта в поиске максимальной несовместимости с вкусовым восприятием человека.
Вечеринка, начавшаяся еще в дороге, продолжилась — пьяные люди что-то орали друг другу, кто-то катался по снегу в полушуточной борьбе, иногда Саня пытался объяснить мне что-то из эзотерики, а Леха — из химии. Включили что-то похожее на музыку — жужжащие гитары и хрип вместо вокала. Кажется, по кругу ставили одну и ту же композицию (хотя и не ручаюсь), и скоро ей стали подпевать все. Я понимал только отдельные слова, но могу записать этот рефрен на слух, потому что и сейчас слышу эти рявканья как тогда:
СИЛЖУЕ СТОКА НЕН ВЕСТЬ ДАЁТ
ЕЛЬЦЫН ЕЛЬЦЫН МЫЙ ДЁМ ВПРЁ
Еще несколько раз ковш передавали по кругу, и как я ни старался пригубить только слегка, этот страшный изотоп водки в любом количестве мутил разум одинаково.
У берега реки мы проезжали мимо одинокой избы — то ли охотника, то ли рыбака. Мы в очередной раз остановились справить нужду, и из дома вышел хозяин, державший в руке ружье, как палку. Уже захмелевший, я в шутку окрикнул его: «Мужик! Где здесь водку продают?». Он секунду поразглядывал меня, а потом сердито крикнул: «Мусор не бросай!» Я совершенно не собирался бросать тут никакой мусор, и такой ответ меня несколько обидел. Все стали свистеть и передразнивать его, доставать и убирать ножи обратно — чтобы можно было резко и эффектно выхватить еще раз. Но, закончив дело, все сели в машины. Когда проехали чуть дальше дома, пустые бутылки действительно выбросили прямо на обочину.
Наконец, когда уже темнело, мы остановились на краю дороги, прорезанной в лесу, и высадились. Белоснежные сугробы тут же были закиданы бутылками и окрашены желтыми струями. Из второго фургона вытащили сани и второй буран. Мы закинули в сани сумки со спиртным и расселись, все так же совершенно налегке — никаких припасов, палаток, горелок. Ежился в зимней куртке и гадал, какому деду морозу все продали душу, я один. Бураны повезли нас прямо в лес, и меня захватило чувство, как будто мы где-то пересекли красно-белую полосатую ленту, что здесь нельзя находиться.
Не с первого взгляда я понял, что мы остановились не на первой же поляне подходящего размера — с четырех сторон среди деревьев прятались деревянные идолы в два человеческих роста. (Приметы, по которым мы съехали с дороги и направились прямо к этой поляне, остались мною незамеченными). После того как бураны немного покружили, выровняв площадку, и когда был разведен костер, ребята стали подходить к идолам и выбрасывать руку, как они выражались, «от сердца к солнцу», ритуально прикладываясь сразу же после этого к бутылке. Вообще, я уважительно отношусь к любым объектам культа, но я не воспринял тогда все это как кощунственную насмешку, как будто это место ждало именно такого ритуала.
Идолы показались мне древними — черные, потрескавшиеся. На месте ликов бревна прорезывали особенно глубокие трещины, ни от одного лика не сохранилось даже фрагмента, а голова одного из истуканов вовсе была расщеплена, как перевернутая еловая шишка. Это наводило на мысль, что они были просмолены для сохранности, когда уже растрескались, если, конечно, не думать, что они были сделаны такими нарочно. Я подошел и рассмотрел изображения доспехов, мечей и копий в руках. Во второй руке у каждого был кубок. Кое-где на поясе или на мече были руны, то и дело неразличимо переходящие в трещины.
Между прочим, среди нас оказалась и девушка, которую все звали Валька. Так же, как и у всех, на ней были только толстовка, джинсы и блестящие модные ботинки с высоким берцем. На мой вкус, лицо ее было как будто сделано топором.
Немедленно после ритуала Леха-химик налил из баклажки смесь воды со спиртом собственного приготовления. Он пронаблюдал, как я отпил прозрачный блестящий напиток из эмалированного алюминиевого ковша, и перевел взгляд на следующего участника только когда с удовлетворенным кивком убедился, что мое лицо само собой скривилось в гримасу отвращения. Этот напиток невозможно ловко проглотить, обойдя мерзейший, гнуснейший вкус, закрывающей нотой которому служит приходящее после основной волны осознание, что его формула открыта в поиске максимальной несовместимости с вкусовым восприятием человека.
Вечеринка, начавшаяся еще в дороге, продолжилась — пьяные люди что-то орали друг другу, кто-то катался по снегу в полушуточной борьбе, иногда Саня пытался объяснить мне что-то из эзотерики, а Леха — из химии. Включили что-то похожее на музыку — жужжащие гитары и хрип вместо вокала. Кажется, по кругу ставили одну и ту же композицию (хотя и не ручаюсь), и скоро ей стали подпевать все. Я понимал только отдельные слова, но могу записать этот рефрен на слух, потому что и сейчас слышу эти рявканья как тогда:
СИЛЖУЕ СТОКА НЕН ВЕСТЬ ДАЁТ
ЕЛЬЦЫН ЕЛЬЦЫН МЫЙ ДЁМ ВПРЁ
Еще несколько раз ковш передавали по кругу, и как я ни старался пригубить только слегка, этот страшный изотоп водки в любом количестве мутил разум одинаково.
Страница
3 из 6
3 из 6
