18 мин, 49 сек 15195
Ежесекундно ожидая удара, уворачивался как мог, но поскольку мозг его все же не смирился до конца, не принял происходящее целиком за чистую монету — Кокоше пагубно не доставало согласованности в мыслях и действиях.
Он не успевал.
Злое железо дважды чиркнуло его по коже, пустив из Кокоши кровавые струйки. Кокоша задыхался и спасал жизнь.
Доктор-циклоп меж тем раздобыл где-то плетку, и с явным удовольствием стегал ею Кокошу по рукам и ногам, уверенно и хитро направляя жертву туда или сюда по желанию.
В конце концов кончик Кокошинова уха угодил под пилу и звучно хлюпнув, оторвался. Кровь ляпнулась Кокоше под ноги.
Кокоша заорал.
Доктор-циклоп тоже, но его голос сочился радостью:
— Отлично! Превосходно! Начисто убираем лишнее. Зачем вам уши? Вы ж никого не слушаете! Мама с папой запрещали пить-курить? Отвечай, гнида! Ну?!
— Да вроде да, — замирая, ответил Кокоша.
— Вроде?! Я так и думал. Ничего вы не слушали, голубчик! Не слушал. Не слушался… А глотка-то у тебя луженая. Проспиртованная. Напрасно, голубчик! Хочешь об этом поговорить? — Доктор говорил и подтягивал пилу поближе к Кокошиному горлу. — Давай-ка с этим разберемся.
— Да, с этим пора разобраться, пора, — вздохнул в темноте чей-то очень знакомый голос.
Кокоша, извернувшись ужом, повел глазами, стараясь увидать говорившего. Луч софита услужливо выхватил из темноты два желтых старческих лица.
Все было как в кино. На Кокошу смотрели самые родные глаза.
— Мама! Отец?!
От неожиданности из Кокошиных глаз брызнули слезы. В ответ из темноты понеслись гулкие аплодисменты.
— Сожалеет! Сожалеет! Браво! — закричали невидимые зрители в зале.
— Пора, пора разобраться, — прошептал отец. Мать одобрительно подмигнула сыну. Оба старика выглядели как-то странно. Вроде бы такие же, как всегда. Только очень спокойные. Умиротворенные. Можно даже сказать — счастливые.
Что это с ними? Ах, да! Ведь они оба умерли. Кокоша дернулся и всхлипнул.
— Вы сожалеете? — тут же подскочил к плачущему Кокоше психопат-доктор. — О чем сожалеете? Говорите, не скрывайте. Стесняться ничего не надо. Вы не в том положении. Облегчите душу!
— Когда мать умерла, я в запое был. Так и не попрощался… А потом отец. Откуда я мог знать? Я ж пил. А он… от инфаркта умер. Никто скорую старику не вызвал. — прошептал Кокоша, силясь проглотить ком, застрявший в горле. — Простите меня! Мама, отец… Прости…
Голос Кокоши сорвался.
— Браво! Бис! — в темноте зала хлопала и неистовствовала публика.
— Сожалеешь? — допытывался циклоп, тыкая кожаным хлыстом беззащитные бока пациента.
— Сожалею, сожалею! — каялся несчастный Кокоша. Его душили слезы.
— Вот, видите. Вы избавляетесь от комплексов. Говорите еще. Сожалеешь о чем?
— Да!
— Нет! Ни черта он не сожалеет!
Кокоша удивленно моргнул: на месте умерших родителей в круге свете возникла вдруг жена Надька. Она стояла, руки в боки, с таким веселым и решительным лицом, какого он, Кокоша, раньше у нее ни разу не видал.
— Надежда?! Ты-то откуда здесь? Ты ж, вроде, живая? — поразился Кокоша, смаргивая слезы, застилающие ему глаза.
— Да, живая! Как ты ни старался, гад, меня уморить… Отрежьте-ка ему еще что-нибудь. У него много лишнего, — попросила доктора-циклопа Надька. — Он супружеский долг не выполняет. Отрезайте!
— Да ты что, баба, с ума, что ли, съехала? Надя! Я тебя не узнаю! — всполошился Кокоша. Как ни было ему страшно в это мгновение, но гнев пересилил испуг. Он попытался пристыдить жену. — Да где ж такие бабы водятся, чтоб своих мужиков под нож подводить?!
— Где-где, — передразнила Надька. — Знамо где. В Альтернативной Галактике!
Кокоша смотрел и ничего не понимал: Надька эта, внешностью точь-в-точь известная ему до последней родинки на теле жена, совсем не походила на его тихую, плаксивую, давно отчаявшуюся и вечно тоскующую Надьку.
Эта Надька, наглая баба в самом соку, отнюдь не тосковала. Она была очень бодрой.
Показав Кокоше язык, жена шустро повернулась задом и задрала юбку.
— Вот тебе. Видал?! — задорно выкрикнула Надька.
Кокоша сглотнул слюну. Как ни далек он был в данный момент от эротических мечтаний, однако, попа жены ему неожиданно понравилась. Белая, округлая как булочка…
— Сожалеешь? — немедленно среагировал циклоп. Наверное, сукин сын читал мысли. Просто схватывал их на лету, как лягушка мошек.
— Сожалею! — честно признался Кокоша. Вокруг, в темноте, взревели от восторга зрители.
— А, может быть, все-таки… того? — и безжалостный доктор-экзекутор пощелкал перед лицом Кокоши огромными металлическими щипцами для холощения жеребцов. — Чтоб, уж точно ни о чем не жалеть, а?
На щипцах ржавыми пятнами запеклась чья-то кровь.
Он не успевал.
Злое железо дважды чиркнуло его по коже, пустив из Кокоши кровавые струйки. Кокоша задыхался и спасал жизнь.
Доктор-циклоп меж тем раздобыл где-то плетку, и с явным удовольствием стегал ею Кокошу по рукам и ногам, уверенно и хитро направляя жертву туда или сюда по желанию.
В конце концов кончик Кокошинова уха угодил под пилу и звучно хлюпнув, оторвался. Кровь ляпнулась Кокоше под ноги.
Кокоша заорал.
Доктор-циклоп тоже, но его голос сочился радостью:
— Отлично! Превосходно! Начисто убираем лишнее. Зачем вам уши? Вы ж никого не слушаете! Мама с папой запрещали пить-курить? Отвечай, гнида! Ну?!
— Да вроде да, — замирая, ответил Кокоша.
— Вроде?! Я так и думал. Ничего вы не слушали, голубчик! Не слушал. Не слушался… А глотка-то у тебя луженая. Проспиртованная. Напрасно, голубчик! Хочешь об этом поговорить? — Доктор говорил и подтягивал пилу поближе к Кокошиному горлу. — Давай-ка с этим разберемся.
— Да, с этим пора разобраться, пора, — вздохнул в темноте чей-то очень знакомый голос.
Кокоша, извернувшись ужом, повел глазами, стараясь увидать говорившего. Луч софита услужливо выхватил из темноты два желтых старческих лица.
Все было как в кино. На Кокошу смотрели самые родные глаза.
— Мама! Отец?!
От неожиданности из Кокошиных глаз брызнули слезы. В ответ из темноты понеслись гулкие аплодисменты.
— Сожалеет! Сожалеет! Браво! — закричали невидимые зрители в зале.
— Пора, пора разобраться, — прошептал отец. Мать одобрительно подмигнула сыну. Оба старика выглядели как-то странно. Вроде бы такие же, как всегда. Только очень спокойные. Умиротворенные. Можно даже сказать — счастливые.
Что это с ними? Ах, да! Ведь они оба умерли. Кокоша дернулся и всхлипнул.
— Вы сожалеете? — тут же подскочил к плачущему Кокоше психопат-доктор. — О чем сожалеете? Говорите, не скрывайте. Стесняться ничего не надо. Вы не в том положении. Облегчите душу!
— Когда мать умерла, я в запое был. Так и не попрощался… А потом отец. Откуда я мог знать? Я ж пил. А он… от инфаркта умер. Никто скорую старику не вызвал. — прошептал Кокоша, силясь проглотить ком, застрявший в горле. — Простите меня! Мама, отец… Прости…
Голос Кокоши сорвался.
— Браво! Бис! — в темноте зала хлопала и неистовствовала публика.
— Сожалеешь? — допытывался циклоп, тыкая кожаным хлыстом беззащитные бока пациента.
— Сожалею, сожалею! — каялся несчастный Кокоша. Его душили слезы.
— Вот, видите. Вы избавляетесь от комплексов. Говорите еще. Сожалеешь о чем?
— Да!
— Нет! Ни черта он не сожалеет!
Кокоша удивленно моргнул: на месте умерших родителей в круге свете возникла вдруг жена Надька. Она стояла, руки в боки, с таким веселым и решительным лицом, какого он, Кокоша, раньше у нее ни разу не видал.
— Надежда?! Ты-то откуда здесь? Ты ж, вроде, живая? — поразился Кокоша, смаргивая слезы, застилающие ему глаза.
— Да, живая! Как ты ни старался, гад, меня уморить… Отрежьте-ка ему еще что-нибудь. У него много лишнего, — попросила доктора-циклопа Надька. — Он супружеский долг не выполняет. Отрезайте!
— Да ты что, баба, с ума, что ли, съехала? Надя! Я тебя не узнаю! — всполошился Кокоша. Как ни было ему страшно в это мгновение, но гнев пересилил испуг. Он попытался пристыдить жену. — Да где ж такие бабы водятся, чтоб своих мужиков под нож подводить?!
— Где-где, — передразнила Надька. — Знамо где. В Альтернативной Галактике!
Кокоша смотрел и ничего не понимал: Надька эта, внешностью точь-в-точь известная ему до последней родинки на теле жена, совсем не походила на его тихую, плаксивую, давно отчаявшуюся и вечно тоскующую Надьку.
Эта Надька, наглая баба в самом соку, отнюдь не тосковала. Она была очень бодрой.
Показав Кокоше язык, жена шустро повернулась задом и задрала юбку.
— Вот тебе. Видал?! — задорно выкрикнула Надька.
Кокоша сглотнул слюну. Как ни далек он был в данный момент от эротических мечтаний, однако, попа жены ему неожиданно понравилась. Белая, округлая как булочка…
— Сожалеешь? — немедленно среагировал циклоп. Наверное, сукин сын читал мысли. Просто схватывал их на лету, как лягушка мошек.
— Сожалею! — честно признался Кокоша. Вокруг, в темноте, взревели от восторга зрители.
— А, может быть, все-таки… того? — и безжалостный доктор-экзекутор пощелкал перед лицом Кокоши огромными металлическими щипцами для холощения жеребцов. — Чтоб, уж точно ни о чем не жалеть, а?
На щипцах ржавыми пятнами запеклась чья-то кровь.
Страница
4 из 7
4 из 7