Аттракцион «Сожаление»

Ежесекундно ожидая удара, уворачивался как мог, но поскольку мозг его все же не смирился до конца, не принял происходящее целиком за чистую монету — Кокоше пагубно не доставало согласованности в мыслях и действиях.

Он не успевал.

Злое железо дважды чиркнуло его по коже, пустив из Кокоши кровавые струйки. Кокоша задыхался и спасал жизнь.

Доктор-циклоп меж тем раздобыл где-то плетку, и с явным удовольствием стегал ею Кокошу по рукам и ногам, уверенно и хитро направляя жертву туда или сюда по желанию.

В конце концов кончик Кокошинова уха угодил под пилу и звучно хлюпнув, оторвался. Кровь ляпнулась Кокоше под ноги.

Кокоша заорал.

Доктор-циклоп тоже, но его голос сочился радостью:

— Отлично! Превосходно! Начисто убираем лишнее. Зачем вам уши? Вы ж никого не слушаете! Мама с папой запрещали пить-курить? Отвечай, гнида! Ну?!

— Да вроде да, — замирая, ответил Кокоша.

— Вроде?! Я так и думал. Ничего вы не слушали, голубчик! Не слушал. Не слушался… А глотка-то у тебя луженая. Проспиртованная. Напрасно, голубчик! Хочешь об этом поговорить? — Доктор говорил и подтягивал пилу поближе к Кокошиному горлу. — Давай-ка с этим разберемся.

— Да, с этим пора разобраться, пора, — вздохнул в темноте чей-то очень знакомый голос.

Кокоша, извернувшись ужом, повел глазами, стараясь увидать говорившего. Луч софита услужливо выхватил из темноты два желтых старческих лица.

Все было как в кино. На Кокошу смотрели самые родные глаза.

— Мама! Отец?!

От неожиданности из Кокошиных глаз брызнули слезы. В ответ из темноты понеслись гулкие аплодисменты.

— Сожалеет! Сожалеет! Браво! — закричали невидимые зрители в зале.

— Пора, пора разобраться, — прошептал отец. Мать одобрительно подмигнула сыну. Оба старика выглядели как-то странно. Вроде бы такие же, как всегда. Только очень спокойные. Умиротворенные. Можно даже сказать — счастливые.

Что это с ними? Ах, да! Ведь они оба умерли. Кокоша дернулся и всхлипнул.

— Вы сожалеете? — тут же подскочил к плачущему Кокоше психопат-доктор. — О чем сожалеете? Говорите, не скрывайте. Стесняться ничего не надо. Вы не в том положении. Облегчите душу!

— Когда мать умерла, я в запое был. Так и не попрощался… А потом отец. Откуда я мог знать? Я ж пил. А он… от инфаркта умер. Никто скорую старику не вызвал. — прошептал Кокоша, силясь проглотить ком, застрявший в горле. — Простите меня! Мама, отец… Прости…

Голос Кокоши сорвался.

— Браво! Бис! — в темноте зала хлопала и неистовствовала публика.

— Сожалеешь? — допытывался циклоп, тыкая кожаным хлыстом беззащитные бока пациента.

— Сожалею, сожалею! — каялся несчастный Кокоша. Его душили слезы.

— Вот, видите. Вы избавляетесь от комплексов. Говорите еще. Сожалеешь о чем?

— Да!

— Нет! Ни черта он не сожалеет!

Кокоша удивленно моргнул: на месте умерших родителей в круге свете возникла вдруг жена Надька. Она стояла, руки в боки, с таким веселым и решительным лицом, какого он, Кокоша, раньше у нее ни разу не видал.

— Надежда?! Ты-то откуда здесь? Ты ж, вроде, живая? — поразился Кокоша, смаргивая слезы, застилающие ему глаза.

— Да, живая! Как ты ни старался, гад, меня уморить… Отрежьте-ка ему еще что-нибудь. У него много лишнего, — попросила доктора-циклопа Надька. — Он супружеский долг не выполняет. Отрезайте!

— Да ты что, баба, с ума, что ли, съехала? Надя! Я тебя не узнаю! — всполошился Кокоша. Как ни было ему страшно в это мгновение, но гнев пересилил испуг. Он попытался пристыдить жену. — Да где ж такие бабы водятся, чтоб своих мужиков под нож подводить?!

— Где-где, — передразнила Надька. — Знамо где. В Альтернативной Галактике!

Кокоша смотрел и ничего не понимал: Надька эта, внешностью точь-в-точь известная ему до последней родинки на теле жена, совсем не походила на его тихую, плаксивую, давно отчаявшуюся и вечно тоскующую Надьку.

Эта Надька, наглая баба в самом соку, отнюдь не тосковала. Она была очень бодрой.

Показав Кокоше язык, жена шустро повернулась задом и задрала юбку.

— Вот тебе. Видал?! — задорно выкрикнула Надька.

Кокоша сглотнул слюну. Как ни далек он был в данный момент от эротических мечтаний, однако, попа жены ему неожиданно понравилась. Белая, округлая как булочка…

— Сожалеешь? — немедленно среагировал циклоп. Наверное, сукин сын читал мысли. Просто схватывал их на лету, как лягушка мошек.

— Сожалею! — честно признался Кокоша. Вокруг, в темноте, взревели от восторга зрители.

— А, может быть, все-таки… того? — и безжалостный доктор-экзекутор пощелкал перед лицом Кокоши огромными металлическими щипцами для холощения жеребцов. — Чтоб, уж точно ни о чем не жалеть, а?

На щипцах ржавыми пятнами запеклась чья-то кровь.