Ледяной ангел

Мальчик бросился вперед, оскальзываясь, но вдруг замер, словно стена снега перед ним стала плотной и непроницаемой, как бетон. Человек, шедший ему на встречу, не был его отцом. Точнее, он вообще не был человеком.

Метельный ангел выступал из темноты частями, будто он составлял одно целое со снегом, будто это рыжий фонарь вылепил его неровно, не завершив работу, которую начала ночь. Крылатый двигался плавно, не оставляя следов, хотя край длинной одежды мел по земле. Мгновение — и он оказался прямо перед Анджело, ноги которого будто примерзли к месту. Мальчик узнал эти глаза, поплывшие слезами в уголках — слезами, превратившимися в лед.

Ангел больше не был прозрачным — метель обрядила его в белое, огромные крылья за спиной обросли нежным пухом. Только шел он, все еще наклонившись вперед, как против сильного ветра, а плечи сутулились, словно вес крыльев был слишком тяжел для стройного тела. Но тут Анджело заметил нечто, заставившего его совершенно позабыть страх. На согнутой в локте руке сидела припорошенная снегом обезьянка, улыбаясь плюшевым ртом.

— Жако!

Радостный вопль словно пробудил друга к жизни. Он помахал мальчику коричневой лапкой и нетерпеливо заерзал на своем насесте. Шерстяное тельце не носило следов недавнего несчастья, только пара красных ниток свисала на мохнатую грудь.

Анджело сделал шажок вперед и протянул руки к другу. Глаза ангела блеснули под заснеженными веками, отражая свет фонаря. Огромная фигура склонилась над мальчиком. Друг легко соскользнул с ледяного рукава прямо в распахнутые объятия. Анджело крепко прижал к себе родное тельце:

— Никому тебя больше не отдам, слышишь? — Прошептал он в плюшевое ухо. Друг обхватил его длинными руками, и грудь ожгло через пальто неожиданным холодом.

— Замерз, бедняжка, — пробормотал мальчик немеющими губами и попытался расстегнуть одежду, чтобы разделить с другом оставшееся у него тепло. Но пальцы не слушались, и снова и снова соскальзывали с упрямой пуговицы. Ангел, все это время наблюдавший за Анджело мерцающими глазами, осторожно протянул белую ладонь. Длинные пальцы, подтаявшие и замерзшие на концах сосульками, острыми, как когти, отстранили детскую руку. Пуговицу за пуговицей они протолкнули сквозь петли — сначала на пальто, потом на рубашке под ним.

Холод вгрызся в грудь Анджело ледяными клыками, зацарапал когтями по ребрам. Мальчик прижал друга к голому телу, запахивая полы пальто. Но ветер вырвал ткань из негнущихся пальцев. Коричневый плюш под ладонью поседел, затвердел в обкатанный шарик. Он все еще прижимал к себе обезьянку, но белую и снежную, как ангел, чьим подарком она была.

Анджело вскрикнул. Звук вылетел облачком из его губ и, мгновенно замерзнув, осыпался ледяными кристаллами. Руки разжались, и слепленный ночью зверь-вывертыш упал к ногам мальчика, расколовшись надвое. Круглая голова откатилась и застыла оскаленной мордочкой кверху, уставившись на мальчика дырками выковырянных глаз. Сердце пропустило удар. От тишины заложило уши. Впервые Анджело узнал, каково это — не слышать шепота собственной крови.

Его взгляд скользнул по собственному телу, уперся в грудь между распахнутыми полами пальто. Молочно-белая кожа, давно потерявшая остатки летнего загара, стала еще белей и прозрачней. Мальчик понял, что может видеть сквозь и внутрь себя — туда, где за палочками ребер и голубыми веточками сосудов висело закованное в лед сердце. Оно совсем не было похоже на рисунки, где стрела вонзалась в алую мякоть, словно в яблоко, заставляя его истекать пурпурным соком. Нет, сердце выглядело точь-в-точь как мясистый комок в кабинете биологии, с торчащими в стороны уродливыми синеватыми трубками.

Анджело хотел зажмуриться, чтобы не видеть, как пульсирующая паутина внутри превращается в хрупкие заиндевевшие прутики, как холод бежит по венам, и алое выцветает, превращаясь в ломкое серебро. Но веки стали твердыми и больше не закрывались. Он даже не мог отвернуться, когда вторая рука ангела — та, что была ближе к солнцу и стеклась в сосульку с бритвенно-острыми краями — вонзилась в грудную клетку и вскрыла ее с треском, с каким лопается праздничная хлопушка. Все еще рдеющий красным уголек выпал из дыры и был подхвачен когтистыми пальцами, которые одновременно дымились и истекали влагой, принимая совершенную первоначальную форму.

Небо опрокинулось на Анджело. Снег перестал мгновенно, как по волшебству. Ночь заглянула в остывающие глаза мальчика зрачками фонарей. Круглые и оранжевые, они мигнули и отдалились, становясь меньше, бледнее и ближе друг к другу, пока не слились в крохотное мерцающее пятно. Звезда вспыхнула с тихим электрическим треском и погасла — навсегда.

Рано утром из парадной аккуратного кирпичного домика вышла пожилая дама с толстой пятнистой собакой. Дама постояла минуту у дверей, поправляя шляпку на седых кудряшках и поджидая, пока пес справит малую нужду на обледеневший хобот водосточной трубы.