Приехал Алан, и я битый час долбил ему про то, что если два мужчины более-менее регулярно живут с одной женщиной и она оказывается беременна, то биологическая вероятность того, что плод — дело одного из этих мужчин всего пятьдесят процентов. И поэтому если он считает, что я жил с Жанной, и при этом он не отрицает и своей роли, то очень неправильно винить только меня…
6 мин, 37 сек 4947
— Притом, что я вообще бесплоден… — Закончил я тираду и устало плюхнулся на стул. — И не волнует меня твоя Жанна ни с какой стороны! Ребенок твой и ты на ней женишься!
Он задумался.
— Она нечиста.
— А что же ты только теперь об этом спохватился?! Два года с ней жил!
— Я бы давно ее бросил если бы вы на меня не давили!
Ну неправда это, неправда. Ну что же он мне-то лжет в лицо?! Вот привычка человеческая. И знает ведь, что я его насквозь вижу, знаю, что с Жанной ему удобно, потому что она от него все терпит, что ее можно выгнать, потом позвать назад, что ее чувства настолько сильны, что она смотрит в другую сторону, когда он уходит по кабакам и шлюхам, а наутро никогда не устраивает сцен, а очень даже наоборот — ждет с готовым завтраком и подшитыми рубашками. Ей не надо ни в чем отчитываться и она довольствуется малым. Но будет ли так продолжаться, если она станет женой?! Такими были его истинные мотивы, а все остальное — предлог для того, чтобы им следовать.
В какой-то момент все сказанное моим фаворитом дошло до его подруги, и в ее сердце где-то что-то переполнилось. Я вдруг увидел стену прямо перед собой. Серую, шершавую непроницаемую стену. И услышал мысль о том, что дальше дороги нет. Я увидел ситуацию глазами Жанны. Мне бы спохватиться тогда. Но в тот момент все, что я чувствовал, это жгучую обиду. Свою собственную, и женщины, которую только что уравняли с товаром по принципу свежий-лежалый.
— Уходи. — Тихо и с каким-то напряженным, последним достоинством смертельно больного сказала Жанна, обращаясь к Риджу.
Он хотел ей что-то обидное ответить, что-то вроде того, что это его дом, и только он имеет право ее выгонять. Но не успел.
Я дал ему пощечину. А он закричал громко, попятился к двери, споткнулся о порог и упал на галерее. Чуя неладное, я выскочил вслед за ним и по тому, как он держался за лицо, я понял, что обжег его. Он убирал руки с лица, мотал головой и потом взглянул на меня.
— Я ничего не вижу. — Наконец прошептал он.
Черт побери…
— Ты так меня разозлил, что у меня бесконтрольно поднялся уровень энергии! Я не могу сейчас вернуть тебе зрение — я слишком зол. Убирайся. Утром разберемся.
— Куда же мне идти? — Ему было нестерпимо больно, там, где моя рука коснулась его лица, кожа быстро приобретала багровый цвет. Алан морщился, но молчал, стиснув зубы. Теперь ожог будет мучать его всю ночь. Это я знал из экспериментов над пленниками. Он как-то потерял свой запал, перед бурей моего гнева, принявшего такую неожиданную форму. Я не имел ввиду обжечь его, но теперь это уже не имело значения.
— Да хоть в конюшню. Там ночуй.
Я поднял его за плечо и столкнул с лестницы. Он упал и почти скатился вниз, потом поднялся и еще какое-то время бродил по нижней зале в поисках двери, натыкаясь на все вокруг.
Я крикнул, чтобы он перестал греметь стульями. В своей зале увидел Гертруду, чистившую камин. Велел ей постирать все покрывала в гостевых комнатах на галерее. Сел читать, но не мог ни на чем сосредоточиться. Плюнул и пошел спать в залу Алана.
Ну вот, выгнал…
А сам лег в его постель, и вдыхал его запах, и голова кружилась. Вот сейчас спуститься к нему в конюшню и отдаться ему прямо там, в сене… Я уткнулся лицом в его подушку, и мял кружево простыни, чуть не плача.
— Почему, лорд Дениелс?
Рядом со мной стояла Жанна, бледная, в ночной рубашке.
— Почему вы бежите от своих чувств? Ведь это очевидно, что вы его любите, и вместо того, чтобы владеть им всецело, терпите меня, да еще помогаете мне отнять его у вас?
Я жестом пригласил ее сесть, и она опустилась на край постели почти невсомо.
— Потому что я поклялся ему, что никогда не навяжусь ни публично, ни наедине. Никогда не выдам себя и не опозорю его своими притязаниями. Алан рожден, чтобы быть с женщиной, а не с мужчиной, Жанна, и я буду последним, кто встанет на пути у его природы.
— Алан меня не хочет. Неужели это не ясно? — Голос ее задрожал. — А хотите, я стану вашей женой? Я жизнь свою отдам вам, как хотела отдать ее Алану, только он не взял…
— Не говори глупостей. Женится он на тебе. Неужели, думаешь, не заставлю? Да я из него душу вытрясу. Смертью пригрожу.
Она помолчала и потом тихо ответила:
— Так если жениху смертью грозить, чтобы мужем стал, то кому нужен такой муж? Это только в неволю под страхом смерти идут. А под венец — по любви. Спасибо, лорд Дениелс, но я лучше пойду.
И опять эта стена. Стена, стена и выхода нет… И было в этом пойду что-то конечное. Что-то, превратившее линию в точку.
— Домой что ли поедешь ночью?!
Но она уже покинула залу.
А я пялился в эту точку, пока не уснул под завывавший где-то в трубах ветер.
— Хозяин, хозяин, скорее!
Меня трясла за плечо Гертруда.
Он задумался.
— Она нечиста.
— А что же ты только теперь об этом спохватился?! Два года с ней жил!
— Я бы давно ее бросил если бы вы на меня не давили!
Ну неправда это, неправда. Ну что же он мне-то лжет в лицо?! Вот привычка человеческая. И знает ведь, что я его насквозь вижу, знаю, что с Жанной ему удобно, потому что она от него все терпит, что ее можно выгнать, потом позвать назад, что ее чувства настолько сильны, что она смотрит в другую сторону, когда он уходит по кабакам и шлюхам, а наутро никогда не устраивает сцен, а очень даже наоборот — ждет с готовым завтраком и подшитыми рубашками. Ей не надо ни в чем отчитываться и она довольствуется малым. Но будет ли так продолжаться, если она станет женой?! Такими были его истинные мотивы, а все остальное — предлог для того, чтобы им следовать.
В какой-то момент все сказанное моим фаворитом дошло до его подруги, и в ее сердце где-то что-то переполнилось. Я вдруг увидел стену прямо перед собой. Серую, шершавую непроницаемую стену. И услышал мысль о том, что дальше дороги нет. Я увидел ситуацию глазами Жанны. Мне бы спохватиться тогда. Но в тот момент все, что я чувствовал, это жгучую обиду. Свою собственную, и женщины, которую только что уравняли с товаром по принципу свежий-лежалый.
— Уходи. — Тихо и с каким-то напряженным, последним достоинством смертельно больного сказала Жанна, обращаясь к Риджу.
Он хотел ей что-то обидное ответить, что-то вроде того, что это его дом, и только он имеет право ее выгонять. Но не успел.
Я дал ему пощечину. А он закричал громко, попятился к двери, споткнулся о порог и упал на галерее. Чуя неладное, я выскочил вслед за ним и по тому, как он держался за лицо, я понял, что обжег его. Он убирал руки с лица, мотал головой и потом взглянул на меня.
— Я ничего не вижу. — Наконец прошептал он.
Черт побери…
— Ты так меня разозлил, что у меня бесконтрольно поднялся уровень энергии! Я не могу сейчас вернуть тебе зрение — я слишком зол. Убирайся. Утром разберемся.
— Куда же мне идти? — Ему было нестерпимо больно, там, где моя рука коснулась его лица, кожа быстро приобретала багровый цвет. Алан морщился, но молчал, стиснув зубы. Теперь ожог будет мучать его всю ночь. Это я знал из экспериментов над пленниками. Он как-то потерял свой запал, перед бурей моего гнева, принявшего такую неожиданную форму. Я не имел ввиду обжечь его, но теперь это уже не имело значения.
— Да хоть в конюшню. Там ночуй.
Я поднял его за плечо и столкнул с лестницы. Он упал и почти скатился вниз, потом поднялся и еще какое-то время бродил по нижней зале в поисках двери, натыкаясь на все вокруг.
Я крикнул, чтобы он перестал греметь стульями. В своей зале увидел Гертруду, чистившую камин. Велел ей постирать все покрывала в гостевых комнатах на галерее. Сел читать, но не мог ни на чем сосредоточиться. Плюнул и пошел спать в залу Алана.
Ну вот, выгнал…
А сам лег в его постель, и вдыхал его запах, и голова кружилась. Вот сейчас спуститься к нему в конюшню и отдаться ему прямо там, в сене… Я уткнулся лицом в его подушку, и мял кружево простыни, чуть не плача.
— Почему, лорд Дениелс?
Рядом со мной стояла Жанна, бледная, в ночной рубашке.
— Почему вы бежите от своих чувств? Ведь это очевидно, что вы его любите, и вместо того, чтобы владеть им всецело, терпите меня, да еще помогаете мне отнять его у вас?
Я жестом пригласил ее сесть, и она опустилась на край постели почти невсомо.
— Потому что я поклялся ему, что никогда не навяжусь ни публично, ни наедине. Никогда не выдам себя и не опозорю его своими притязаниями. Алан рожден, чтобы быть с женщиной, а не с мужчиной, Жанна, и я буду последним, кто встанет на пути у его природы.
— Алан меня не хочет. Неужели это не ясно? — Голос ее задрожал. — А хотите, я стану вашей женой? Я жизнь свою отдам вам, как хотела отдать ее Алану, только он не взял…
— Не говори глупостей. Женится он на тебе. Неужели, думаешь, не заставлю? Да я из него душу вытрясу. Смертью пригрожу.
Она помолчала и потом тихо ответила:
— Так если жениху смертью грозить, чтобы мужем стал, то кому нужен такой муж? Это только в неволю под страхом смерти идут. А под венец — по любви. Спасибо, лорд Дениелс, но я лучше пойду.
И опять эта стена. Стена, стена и выхода нет… И было в этом пойду что-то конечное. Что-то, превратившее линию в точку.
— Домой что ли поедешь ночью?!
Но она уже покинула залу.
А я пялился в эту точку, пока не уснул под завывавший где-то в трубах ветер.
— Хозяин, хозяин, скорее!
Меня трясла за плечо Гертруда.
Страница
1 из 2
1 из 2