Над собой

«Молоко, молоко, выпивается легко, А творог, а творог проскочить никак не мог.

Мы помазали медком — проскочил и он легко» — внезапно исполнил он негромко пару строк из затерявшейся в переездах, книги. Десятки переездов и пропадающие книги. Он помнил все потерянные книг, до помарок в тексте и трещин на обложке. Интересно, где теперь его книжки? Прах? Или у кого-то на чердаке или в подвале кормят мышей? Забавно — кто-то еще задумывался о судьбе потерянных ими вещей?

— Do you speak English, mam? — Осведомился он у подскочившей владелице аккуратной чайной. Он всмотрелся в лицо, в шею — не мелькает ли там кадычок, и не попал ли он, паче чаяний, в какой-нибудь гомосечий притон? Нет, вроде, нет.

— Yes, I do, mr! — Отвечала ему мэм, сияя, как солнце в зените. Ну, учитывая ночь — как полночная луна.

— I want a big cap of green tea, mam. No milk, no sugar. Also, I am need a… Bathroom., — поведал он замеревшей леди.

— Sure, mr, just a minute! Bathroom is there, ahead and then door at Yоur right hand, — он голову бы прозакладывал, что говорит владелица лавочки лучше в разу, но для него сделала исключение, суть он понял, кивнул и пошел в сторону двери.

Мы не станем, вопреки надеждам, рассказывать, что он забыл в туалете. Да. Пойдем традициям наперекор и не скажем. В конце концов, хоть какая-то личная жизнь у человека должна быть.

Вернулся он довольно скоро, сел на оставленное креслице и в тот же миг перед ним оказался поднос с чашечками, рисовое печенье и пузатенький заварочный чайник. Странно. Он одет, ну, если не «как огонь», как говаривали блатные про лохмотья, то уж всяко не графом. А такое создал тут движение. Может, не судьба ему пить этот чай? Или, что резоннее, не надо его пить?

Он резко встал, кинул на блюдце с рисовым печеньем пятидолларовую купюру и вышел, игнорируя все попытки владелицы задержать его. Если бы он видел выражение ее глаз в тот миг, когда стало ясно, что он не вернется, он бы в который раз поздравил бы себя с хорошей интуицией. На органы, может, и не порезали бы, но скинуть куда-нибудь в промышленный канал за городом, обобрав до нитки, могли запросто.

«Как-то вяло у меня идет разврат, — признался он себе честно и откровенно, — как-то не достает в нем азарта, разудалости и разгула. Да и разврата. Ладно, попробуем подогреть суп в горшке». Он решительно шагнул в какую-то подворотню, где приметил какое-то вялое колыхание, причиной которого оказался какой-то белый полудурок, пока у него между ног челноком летала голова кадыкастенькой девицы.

— Fuck off, — вяло махнул рукой любитель орального секса в потенциальной близости зрителей.

— Fuck off? — Уточнил наш герой, ибо это слово известно, увы, уже планете, верно всей.

— Yea, — Подтвердил любитель прилюдных утех. Кадыкастик, тем часом, трудился изо всех сил.

— То есть, ты, просто так, послал меня на х…? — Уточнил наш герой.

— I don«t understand You, dude. Fuck off, — не унимался человек, который решил добиться оргазма вопреки всему, чему яро способствовала кадыкастенькая дева.

— И на х… я пошел, и отъ… ся от тебя… Так, — вдруг как-то резко подобрался тот, для кого английский был не родным языком, — а ты с какого района, паренек?

— What? — Недоуменно спросил искатель наслаждений, кивая головой на летающую макушку кадыкастого ублюдка.

— Плохой район, пацан, это плохой район. Все вы там, я слыхал, пидоры. Правда-нет?

— What the hell You… — начал разогреваться любитель сложных путей в простом отсосе.

— А шелуха есть? Мелочь? Нет? А прыгни! — Потребовал наш герой. Его юность, пройдя моря, океаны и годы ударила ему, наконец, в голову. Он поднял девочку с кадыком за косицу и, установив, как Джефф Питерс свинью, дал ей такого пинка, что та полетела впереди собственного визга. Недообслуженный клиент вытаращился на творящийся беспредел, но в миг следующий герой наш, не тратя времени, отведенного на разврат, даром, коротко и резко кинул левую руку, только что бывшую у левого же кармана брюк. По дороге рука собралась в кулак и так хорошо вошла распутнику в подбородок, что тот звонко, как чугунный горшочек, стукнулся затылком о стену и сполз в уличную грязь.

— Горшочек, не вари, — процитировал наш герой старинную сказку, — привет с Ельшанки, — добавил он и обыскал несчастного любите оральных утех, переложил себе в карманы все, что стоило переложить и стал подниматься с корточек. Нога чуть скользнула и потому он покачнулся, а бита, летевшая ему в затылок, всегда лишь скользнула по правому уху и плечу.

Выяснять, кто там сидит в пруду, а точнее, кто там сзади, герой наш не стал, он молча, с низкого старта, кинулся бежать, неведомо, куда — не обратно на светлые улицы, он уже видел, как там почти насмерть забивали людей и никто не мешал, а в глубины дворов и улочек. О красных фонарях можно было забыть.