Добавить в моё избранное
22 мин, 39 сек 10397
Проводил недельный день на рыбалке, выпивал с друзьями своими за благополучие покойных и за здравие живых. Матушке опротивело, что он употреблял алкогольное день и ночь, на что он отвечал: Иисус велел пить вино, ибо сие есть Кровь Его Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Видать, Всевышнему тоже не нравилось, как мой отец трактует священные писания, как выпивает что в праздник великий, что в недельный день, что в другие дни, потому Всевышний ниспослал на нас кару небесную, рыбу испорченную да отравленную на стол нам возложил. Сие глистов во мне породило, анальный зуд даровало за грехи отца моего, да простит Господь его душу грешную.
«И воззрел Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле»… Всей семьёй мы по вечерам в молитвах время проводили, перед иконами божьими тексты священные зачитывали. Свечи горели ночами, освещая лики святые, иконы, матерь Божью, сына Божьего и иже с ними. Но не помогало это мне, а про анальный зуд я умалчивал, стыдился я и стыда сего стыдился тоже. У нас компьютер был, которым пользоваться только я умел, там украдкой про глистов узнавал, как с ними бороться искал. К врачу пойти я не решался. А гады больно мучили меня, покою не давали, особенно ночами терзали, извиваться заставляли, словно я сам гад ползучий. За что мне такое наказание, я не знал, но неисповедимы пути Господни.
«И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду их, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо».
Каждый вечер я анальный зуд терпел, веря, что муки за грехи мои требуются, как Сын Божий страдал, так и я бился в агонии, Всевышнего моля о прощении. Руки мои сами тянулись к запретному месту, не мог сдерживать их, точно Сын Божий священный крест ронял, не в силах к месту погибели своей сию тяжесть тащить. И руки мои полнились гадами ползучими — белыми тварями вонючими — когда я доставал их из себя на свет божий. Поначалу смывал их в уборной, но до неё было далеко по ночам ходить, мимо спальни родительской, матушка могла заподозрить испорченность мою. Потому я стал глистов в щель запихивать, в стене коридора, что возле комнаты моей. Дыра, скрывалась лоскутом старых обоев, матушка их небольшим распятием прижимала, подпирая бумагу так, чтобы вид не портить. Гады ползучие скатывались куда-то внутрь стены и там подыхали, как мне думалось.
«И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ».
Ночная бессонница, чтоб ей пусто было, сводила меня с ума. Ночь за ночью я чувствовал себя жарящимся на медленном адском пламени. Казалось, что мир останавливается у моей могилы, дабы взглянуть на мои мучения.
«… не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую»… Матушка Божья, ангелы на небесах, я начинал сходить с ума. Что хотели от меня глисты — не мог знать я, но дал бы, что угодно сему сатане, дабы муки прекратились.
«Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»… Каждый вечер я умирал, а на утро чувствовал себя воскрешённым зомби. Глисты и бессонница порождали у меня галлюцинации. Или порождали нового меня самого?
«… любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»… Я видел падающих с небес глистов, они покрывали всё вокруг подобно снегу.
«… ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.» Солнечные лучи пробивались сквозь небесную тьму, они золотили мириады гадов.
Внизу разевали рты такие же призраки сновидений, как я, ловя глистов и жуя их.
Бессонница порождала копии — я видел копии самого себя, копии своего мира, а в своём мире — копии этого глистного ада.
«И пойдя долиною смертной тени, не убоюсь я зла, ибо Ты со мной»… Руки мои лепили снежки из этого дивного снега.
Я тоже вкусил плода неизвестного, хоть и против воли своей.
«Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена».
И встретил я Червя Первородного, чудище летучее, размером с мирозданье.
«И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя».
И представился Он мне серафимом Верминусом, а меня нарёк Избранным, который, пребываючи во плоти на земле, обязан возродить Его там же. Но для того придётся по Воле Божьей принести в жертву семью свою, чего я сильно не хотел. И спросил тогда меня Верминус, обрушив злобу и мрак свои, неужто я писания священные позабыл, неужто я собрался противиться Господу Богу своему.
И тогда Верминус поднял страницы моей памяти, ибо Он мог это. И тогда я увидел там строки, которые почему-то позабылись, толковались иначе, ошибочно… «Возьми родителей своих, единственных своих, которых ты любишь, матушку с отцом; и пойди в землю далёкую, на гору высокую, и там принеси их во всесожжение»… Я воспротивился, ибо матушку свою любил больше всего на свете, невиноватой считал.
«И воззрел Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле»… Всей семьёй мы по вечерам в молитвах время проводили, перед иконами божьими тексты священные зачитывали. Свечи горели ночами, освещая лики святые, иконы, матерь Божью, сына Божьего и иже с ними. Но не помогало это мне, а про анальный зуд я умалчивал, стыдился я и стыда сего стыдился тоже. У нас компьютер был, которым пользоваться только я умел, там украдкой про глистов узнавал, как с ними бороться искал. К врачу пойти я не решался. А гады больно мучили меня, покою не давали, особенно ночами терзали, извиваться заставляли, словно я сам гад ползучий. За что мне такое наказание, я не знал, но неисповедимы пути Господни.
«И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду их, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо».
Каждый вечер я анальный зуд терпел, веря, что муки за грехи мои требуются, как Сын Божий страдал, так и я бился в агонии, Всевышнего моля о прощении. Руки мои сами тянулись к запретному месту, не мог сдерживать их, точно Сын Божий священный крест ронял, не в силах к месту погибели своей сию тяжесть тащить. И руки мои полнились гадами ползучими — белыми тварями вонючими — когда я доставал их из себя на свет божий. Поначалу смывал их в уборной, но до неё было далеко по ночам ходить, мимо спальни родительской, матушка могла заподозрить испорченность мою. Потому я стал глистов в щель запихивать, в стене коридора, что возле комнаты моей. Дыра, скрывалась лоскутом старых обоев, матушка их небольшим распятием прижимала, подпирая бумагу так, чтобы вид не портить. Гады ползучие скатывались куда-то внутрь стены и там подыхали, как мне думалось.
«И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ».
Ночная бессонница, чтоб ей пусто было, сводила меня с ума. Ночь за ночью я чувствовал себя жарящимся на медленном адском пламени. Казалось, что мир останавливается у моей могилы, дабы взглянуть на мои мучения.
«… не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую»… Матушка Божья, ангелы на небесах, я начинал сходить с ума. Что хотели от меня глисты — не мог знать я, но дал бы, что угодно сему сатане, дабы муки прекратились.
«Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»… Каждый вечер я умирал, а на утро чувствовал себя воскрешённым зомби. Глисты и бессонница порождали у меня галлюцинации. Или порождали нового меня самого?
«… любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»… Я видел падающих с небес глистов, они покрывали всё вокруг подобно снегу.
«… ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.» Солнечные лучи пробивались сквозь небесную тьму, они золотили мириады гадов.
Внизу разевали рты такие же призраки сновидений, как я, ловя глистов и жуя их.
Бессонница порождала копии — я видел копии самого себя, копии своего мира, а в своём мире — копии этого глистного ада.
«И пойдя долиною смертной тени, не убоюсь я зла, ибо Ты со мной»… Руки мои лепили снежки из этого дивного снега.
Я тоже вкусил плода неизвестного, хоть и против воли своей.
«Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена».
И встретил я Червя Первородного, чудище летучее, размером с мирозданье.
«И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя».
И представился Он мне серафимом Верминусом, а меня нарёк Избранным, который, пребываючи во плоти на земле, обязан возродить Его там же. Но для того придётся по Воле Божьей принести в жертву семью свою, чего я сильно не хотел. И спросил тогда меня Верминус, обрушив злобу и мрак свои, неужто я писания священные позабыл, неужто я собрался противиться Господу Богу своему.
И тогда Верминус поднял страницы моей памяти, ибо Он мог это. И тогда я увидел там строки, которые почему-то позабылись, толковались иначе, ошибочно… «Возьми родителей своих, единственных своих, которых ты любишь, матушку с отцом; и пойди в землю далёкую, на гору высокую, и там принеси их во всесожжение»… Я воспротивился, ибо матушку свою любил больше всего на свете, невиноватой считал.
Страница
3 из 7
3 из 7
