Живой труп

И продолжал на полу неприлично дрыгать ногами и булькать. У меня уже не было сил удивляться, и я отполз в свою комнату.

Утром, то есть, вечером, когда я проснулся и вышел из комнатёнки, заставленной нарами, в «кабинет», на столе меня ожидал уже новенький «клиент», а сам хозяин «заведения» бодро суетился возле печки.

Проснулся? — деловито спросил он, — Давай, сейчас вот этого кекса спровадим, а потом поговорим… О твоей несчастной любви.

Откуда ты взял, что она несчастная? — тут же прицепился я.

Да, уж взял… — нехорошо поглядел Харя.

Внутри ёкнуло.

Потом мы сосредоточенно «спроваживали» очередного покойника. И всё-то у меня валилось из рук, а Харя не ругался вовсе, что было на него не похоже. Дурные предчувствия завывали нехорошими голосами. Наконец, дело было сделано. Харя принялся деловито накрывать на стол. А я тупо сидел, ожидая, чем он меня «обрадует». Но он не спешил: открыл бутылку, разлил по стаканам, закурил.

На вот, выпей, — придвинул он ко мне полный стакан.

Я послушно выпил. Он тоже. И стал сосредоточенно дымить, задумчиво поглядывая на меня.

Давай, не тяни уж, вываливай свой бред, — я вдруг разозлился.

Чего я, собственно, слушаю этого хрена? Мне идти бы надо, попробовать Любу убедить, что я это серьёзно… А не насильник какой-то вовсе… И придумать, как не пугать. Не могу же я каждый день на кладбище караулить. Можно посмотреть, где она работает, а потом встретить и в кафе, например, пригласить. В кафе же людно, должна же она согласиться меня выслушать! Всё замерцало вокруг, окрасившись в радужные краски.

А я думаю, с чего начать, — медленно процедил этот «благожелатель».

И что он лезет-то везде! Подумаешь, работу дал. Да радоваться должен: на такую работку к нему вовсе никто в помощники не пошёл бы! И жрачка у него убогая! И сплю я на голых нарах, он мне даже одеяла не предложил!

Я всерьёз собирался бороться за свою «несчастную», как он выразился, любовь. И никакому Харе я не собирался ничего уступать. И Дьяволу, и Богу — никому я не собирался уступать ни капли этой… Этой!

Ты пока подумай, а я кой-куда схожу. Дела у меня. Вернусь — расскажешь, — я решительно поднялся.

Не надо тебе никуда ходить, — как-то тихо сказал Харя.

Я сразу обмяк: я ж не злой, вообще-то. Только, когда к стенке припрут.

Чегой-то ты мне всё указываешь! — снова попытался «завестись» я.

Да не указываю, не указываю! Ох, горе ты моё, — он стал яростно чесать двумя руками голову.

Харя, — я тихо сел и заговорил, как можно проникновеннее, — Харечка! Я, можно сказать, вчера встретил самую распрекрасную Любовь, какая только может быть для меня создана… И мне бежать надо, может, ещё успею… А ты тут сидишь и мозги мне конопатишь… Давай, завтра с тобой водки выпьем, а?

Ты, правда, в девушку влюбился?

Да!

А она?

Что — «она»?

Она тебя видела?

Да… И как она отреагировала?

Она? Испугалась… Но ты ничего не понимаешь. Я же её на кладбище встретил. И догонял долго… Она решила, что я — маньяк… Да нет же! — он стукнул кулаком по столу, — Ничего она не решила… Откуда тебе знать, — запальчиво возразил я, — ты же её не видел… А мне её видеть не обязательно, я тебя вижу… И что? Я, конечно, не красавец, но ничего страшного. Может, ей как раз такие нравятся!

Мож… кха-кха-кха! — Харя подавился и долго кашлял, покраснев, не в силах ничего сказать.

А я мучительно пытался доказать себе, что это лишь моя мнительность, а не что-то ещё, заставляет меня сидеть тут и выслушивать эту бредятину.

Может, и нравятся. Но, скорее всего, нет! — откашлялся, наконец, Харя, — Давай, сам подумаешь, ты ничего странного во всём этом не находишь?

Да что тут странн… — начал я и осёкся: что-то странное во всём этом действительно было.

Где ты спишь? — неожиданно спросил Харя.

Вон там, — указал я, совершенно сбитый с толку, — а что тут странного?

Эта комната не топится. Там сейчас минус пятнадцать. Это тебе не кажется странным?

Я молчал.

А как ты разговариваешь?

Как я разгова… — я услышал!

Из моего рта вырывалось плюханье, пшиканье, бульканье, чмоканье, сквозь которые с трудом можно было различать слова, которые я на самом деле произносил.

А запах? Ничего не чувствуешь?

Я начал усиленно принюхиваться, в носу противно захлюпало, но никаких абсолютно запахов мне не удалось различить. Я пожал плечами.

Ничего не чувствуешь? — Харя опять сочувственно покивал.

Как он достал меня уже своим сочувствием! Перед ужасной догадкой, которая никак не хотела становиться реальностью — вернее, это я никак не хотел, не желал, молил, чтобы всё это оказалось сном! — я готов был на тысячу бессмысленных движений и чувств, лишь бы не дать ей прозвучать.